— Нет, а вам?
— Одна женщина по имени Роза Дайамонд.
— Неужели? — Миссис Лайтфут уставилась на него, не скрывая своего удивления. — Доктор Уиллинг, вы меня переносите на тысячелетие назад! Я и понятия не имела, что кто-то из вашего поколения мог слышать о Розе Дайамонд. Я и сама узнала о ней, когда была еще ребенком.
— Вам приходилось слышать имя того человека, который привез ее снова в Нью-Йорк из Парижа?
Миссис Лайтфут с подчеркнутым интересом рассматривала стены холла.
— Нет, — сказала она. — Насколько я знаю, такой человек был, но никто не называл мне его имени. Когда она покинула Париж, то больше не появлялась на людях.
— Кажется, он был ньюйоркцем, — добавил Базиль. — Ему удалось добиться развода с женой, которая назвала Розу Дайамонд соответчицей на процессе. Это не наводит вас на какую-то мысль?
Миссис Лайтфут отрицательно покачала головой.
— Видите ли, в то время я была еще совсем ребенком, и мне не полагалось знать, что в мире существуют такие женщины.,
В эту минуту в арке дверного проема появился Сиере с двумя потрепанного вида молодыми людьми.
— Отлично, мальчики. Это все.
— Благодарим, лейтенант. — Они бросили подозрительный взгляд на миссис Лайтфут и Базиля и вышли во двор через парадную дверь.
— Входите, пожалуйста.
Стеклянные двери были распахнуты настежь, а две открывавшиеся взору комнаты ярко освещались веселыми солнечными лучами.
Как только Базиль заметил бледное лицо Гизелы, он тут же позабыл и о Сиерсе, и о миссис Лайтфут. Широкими шагами он пересек комнату и взял Гизелу за руки. Они были холодными, но Гизела постаралась наградить его усталой улыбкой в знак признательности.
— Почему вы до сих пор ее здесь задерживаете? — обратился Базиль к Сиерсу.
Лейтенант довольно вежливо ответил:
— Откуда вы взяли, что я ее задерживаю? Она вольна идти, куда ей вздумается, только…
— Только что?
— Если только она расскажет нам обо всем. В таком случае ей ничего не грозит. Ни ей, ни этому субъекту.
Базиль наконец заметил человека, о котором говорил лейтенант. В самый угол дивана забился какой-то человечек в старой армейской шинели без знаков отличия. У него были печальные, испуганные глаза.
— Но я уже трижды объяснял, лейтенант, — захныкал человечек. — Все было именно так, как я рассказал, клянусь Богом!
— Расскажите в четвертый. Это доктор Уиллинг. Он работает в Нью-Йорке в конторе окружного прокурора. Мой шеф, начальник полиции Ледерер, несколько раз звонил и требовал предоставить ему всю информацию. Всю! Понятно? А мы до сих пор, по сути дела, ничем не располагаем.
Не нарушая тишины, миссис Лайтфут взяла стул, стоявший возле Гизелы, и села, улыбнувшись ей в знак моральной поддержки.
Ее передвижение по комнате привлекло внимание Сиерса.
— Насколько я понимаю, вы — миссис Лайтфут, работодатель мисс Крайль?
— Да, я была таковой до недавнего времени.
— Почему она оставила вашу школу в разгар учебного года? Мисс фон Гогенемс отказывается назвать причину.
Тщательно подбирая слова, миссис Лайтфут заговорила:
— Мисс Крайль хорошо знала свой предмет — изящные искусства, театральное дело и рисование, но она не умела внушить к себе должное уважение.
— Почему ей это не удалось?
— Не тот характер, мистер Сиере. Наверное, и в вашей профессии это не последняя деталь?
— Да, иногда может пригодиться, — ответил Сиере, но в голосе его чувствовалось сомнение. — О’кей, Рон- сон, продолжайте.
Базиль, стоявший между Гизелой и директрисой, уловил почти неслышный вздох облегчения миссис Лайтфут. Она откинула голову на спинку стула и прикрыла веками глаза, вероятно, чувствуя сильную усталость. Во второй раз ей удалось спасти честь своей школы, и Бреретон не попал в заголовки газет.
Они сидели в первой из двух небольших гостиных, которые становятся одной продолговатой комнатой, если распахнуть настежь стеклянные двустворчатые двери. Из выходящего на залив окна в самом конце второй, сообщающейся с первой гостиной открывался прекрасный вид на пенящиеся крутые волны и голубое небо над ними.
Обе комнаты были почти одинаково меблированы — белые с рюшкой занавески, лампы с белыми абажурами, старомодные книжные полки из красного дерева, коврики полинявшего красноватого цвета, как и розы на мебельной ткани кушеток и кресел. Меняли ли здесь мебель с тех давних пор, когда готовили эти комнаты для Розы Дайамонд? Скорее всего нет. Пара выточенных из тикового дерева низких табуреток, с наложенным на сиденья пластиком красноватого мрамора, в крапинках, как сырокопченая колбаса, явно принадлежали тому времени. Цветастая мебельная ткань тогда была последним криком моды, ее только что начали привозить из Англии. Вероятно, Фостина сама занималась отделкой этих двух комнат, выдерживая их в тех же цветах, чтобы их можно было принять за одно помещение при раскрытых настежь дверях. Может, это ей пришла в голову идея соорудить здесь стеклянные двери, чтобы небольшой камин смог хотя бы немного обогревать меньшую комнату в прохладные осенние дни. В доме не было парового отопления. Конечно, трудно рассчитывать на радиатор в старом летнем коттедже. Может, это она сама распорядилась сделать двери наподобие высоких французских окон, чтобы через них, когда они закрыты, любоваться грандиозным видом океана из первой комнаты?