Глядя на всё это, я чувствовал себя неловко, но в то же время был беспристрастен, как и подобает постороннему человеку, не желающему вмешиваться в чужие семейные дрязги.
— Он ужасно ревнив, — объяснил Чарльз, когда мы опять остались одни, и поднял свою чашку, обхватив ее дрожащими руками. — Ох, он мне всю жизнь отравляет.
Он повернул свою большую голову и, сделав трагические глаза, посмотрел на меня.
— И давно он у вас?
— Я бы уволил его, но мне невыносима мысль о поисках подходящей замены. Чужой человек в доме, Уильям — это такое… такое дело… — Я тут же вспомнил об Артуре и погасил пробудившееся было чувство вины глотком крепкого индийского чая. — Но я нуждаюсь в чьей-нибудь заботе.
— Несомненно. А разве нет специального агентства?
Чарльз перебирал пальцами печенье, никак не решаясь выбрать кусочек.
— Я всегда стараюсь им помогать. — Чарльз заговорил еле слышно, чуть ли не сам с собой. — Когда-нибудь я вам всё расскажу. А сейчас могу сказать, что он — не первый. Другим пришлось уйти. Если мне нельзя днем пригласить молодого человека на чашку чая…
— По-вашему, это всё из-за меня? Не может быть.
Он кивнул мне, как бы говоря, что тоже считает это невероятным, более того — как бы сомневаясь, что я могу в это поверить.
— Он не в своем уме, — объяснил Чарльз. — Но ему придется привыкнуть к вашим визитам.
На минуту я задумался, попытавшись отыскать в его словах скрытый смысл.
— Не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности, — твердо сказал я. — Чаю можно выпить и в другом месте.
— Для меня важно, чтобы вы приходили сюда, — спокойно сказал Чарльз. — Мне хочется кое-что вам показать, да и задать кое-какие вопросы. У меня тут целый музей. — Он обвел взглядом комнату, и я вежливо последовал его примеру. — Главный экспонат — это, разумеется, я, но, боюсь, скоро меня снимут с временной экспозиции. Возвратят, так сказать, великодушному владельцу.
Как следует относиться к столь мрачным шуткам людей преклонного возраста? Я сидел с таким озадаченным видом, словно не понимал старика — и тем самым, быть может, доказывал, что считаю его слова чистой правдой.
— Я уверен, что у вас имеются интереснейшие вещи. Хотя по-прежнему ничего о вас не знаю. Так и не удосужился поискать ваше имя в справочнике.
Чарльз хмыкнул, но его мысли явно были сосредоточены на чем-то другом, и потому он пресек мои дальнейшие попытки изрекать банальности:
— Идемте, я покажу вам дом.
Мы еще не допили первую чашку чая. Чарльз попытался вылезти из кресла, и я вскочил, чтобы ему помочь.
— В том-то и дело, — констатировал он, имея в виду нечто загадочное. — Не волнуйтесь, сюда мы еще вернемся… Хотите взять с собой кусочек печенья?
Он оперся на мою руку, и мы направились к двери.
— Здесь так много всякой всячины, — посетовал он. — Одному Богу известно, что это всё такое… книги, разумеется. Нужны еще полки, но не хочется уродовать комнату. Впрочем, скоро это больше не будет иметь значения.
В прихожей Чарльз остановился в нерешительности. Его предплечье, скрытое рукавом пиджака, лежало на моем, голом, загорелом, и при этом он крепко сжимал мне кисть руки, обхватив ее своей большой сильной рукой, покрытой старческими пятнышками, со слегка распухшими от артрита костяшками, с широкими, плоскими кончиками пальцев и ухоженными пожелтевшими ногтями. В его руке моя казалась слабой рукой избалованного, неискушенного человека.
— Прямо, — решил старик.
Мы вошли в обшитую панелями столовую с резным украшением над камином и лиственным орнаментом на отделанном золотом фризе, немного напоминавшем рождественский венок, обрызганный краской из пульверизатора. Комната отличалась приглушенной, убаюкивающей акустикой, характерной для некоторых помещений, куда редко заходят люди.
— Это salle a manger[63], — объявил Чарльз. — Как видите, этот неряха Льюис никогда не дает себе труда вытирать пыль со стола, поскольку я уже давно здесь не mange[64]. А стол, надо сказать, замечательный.
Это был и вправду очень большой дубовый стол в стиле георгианской эпохи, с ножками в виде лапы, обхватившей когтями шар, а в центре стояла серебристая статуэтка мальчика с воздетыми к небу руками и с ягодицами, как на скульптурах Донателло[65] — дешевый китч, плохо сочетавшийся с обстановкой.
— Эту нелепую вещицу сделал тот же парень, что изобразил гомиков в первой комнате. Мы еще увидим его работы, но сначала идемте сюда.
Он повел меня — или я его — к столу для закусок, где под грубым зеленым сукном был спрятан некий прямоугольный предмет сантиметров в тридцать высотой и в сорок пять шириной. По форме он напоминал картину в стоячей раме. Чарльз наклонился и сорвал с него сукно. Оказалось, что это небольшой застекленный стенд из полированного темного дерева, очень похожий на стенды Британского Музея. Внутри стояла светлая каменная плита сантиметров в пять толщиной. На ее гладкой лицевой стороне был высечен барельеф: три разных профиля. Я оценивающе осмотрел плиту и взглянул на Чарльза, ожидая пояснений.