Я принес портфель в столовую, расстегнул ремни и выложил содержимое на стол. Чтобы бумаги не разлетелись от ветра, я закрыл окно; после исчезновения Артура я сделался страстным любителем солнца и свежего воздуха.
Большую часть архива составлял комплект общих тетрадей в коричневом картонном переплете, потертом и обтрепанном по краям. Почти у всех на обложке имелась четкая надпись чернилами. Для начала я взял две тетради: «Оксфорд, 1920» и «1924: Хартум». Записи в них были сделаны черными чернилами, быстрым, тонким и не очень разборчивым почерком, а между страницами попадалась всякая всячина — открытки, письма, рисунки, даже гостиничные счета и визитные карточки. Кроме того, я обнаружил записную книжку-календарь на пять лет — из тех, которые обычно хранятся в запертом ящике вместе с другими записями и документами, — и большой светло-желтый конверт, битком набитый фотографиями. Я тотчас же придвинул к столу стул и принялся разглядывать снимки, надеясь найти среди них ключи или магические формулы, пусть даже загадочные, посредством которых можно будет разобраться во всей этой истории.
Там были моментальные снимки, групповые фотографии, студийные портреты — всё вперемешку. Под наклеенной на картон фотографией компании развязных молодых людей стояла подпись «Университетская фотосъемка VIII» — рукописным готическим шрифтом, которым до сих пор предпочитают подписывать снимки абитуриентов, зачисленных в университет, и спортивных команд. Присмотревшись, я убедился в том, что один из стоящих ребят, высокий парень с зачесанными назад блестящими волосами и обаятельной ухмылкой — не кто иной, как Чарльз: лицо, правда, гораздо более худое, да и вообще, судя по всему, он был тогда весьма недурен собой. Прямо у меня на глазах старик утрачивал способность распоряжаться собственной жизнью, и в первую минуту я удивился при виде юноши, который наверняка умел весело проводить время. На другом портрете, снятом более продуманно, он был уже не так красив: возможно, непринужденность и дух товарищества, царившие во время любительской съемки, придавали ему привлекательные черты.
Однако большая часть снимков относилась к тем годам, когда он жил в Африке. Как и следовало ожидать, среди них были фотографии Чарльза на верблюде, со Сфинксом на заднем плане — обычные туристские снимки на память с пояснительной надписью на обороте: «В отпуске, 1925». И все же большинство из них четко — а зачастую и нерезко — отображало жизнь в полевых условиях. Как правило, на них были запечатлены группы полуголых или совершенно голых туземцев, стоящих под засохшими с виду деревьями и глазеющих на стада коз или коров. На некоторых я обнаружил Чарльза — в шортах и тропическом шлеме из люфы, в окружении облаченных в халаты косматых негров с густо-черной кожей. Была и одна сильно помятая фотография чернокожего юноши с необыкновенно томными глазами. Судя по скошенному краю снимка, на нем был кто-то еще, но его отрезали ножницами. Я вспомнил сцену в Чарльзовой спальне, и мне стало немного не по себе: казалось, на человека, чье изображение отсутствовало, пытались напустить порчу.
Лишь на одной-единственной фотографии я ясно увидел женщину. Это был весьма старомодный снимок, сделанный в ателье: Чарльз, еще молодой, прекрасно одетый, облокачивается на спинку покрытого золотой краской диванчика, на котором сидит хорошенькая женщина с тонкими губами. Романтический фон в виде подернутой дымкой балюстрады с колоннами, изображенной на заднике, по идее должен был придавать парочке едва уловимое сходство с жизнерадостными персонажами Фрагонара[82]. Однако намеки на подобную идиллию, по-видимому, ничуть не интересовали позирующих, которые явно держались напряженно и — хотя фотограф расположил их искусно — необычайно обособленно. Выходит, в жизни Чарльза была женщина — эпизод, грустным напоминанием о котором служил этот снимок? Представлялось более вероятным, что это сестра. Да и в глазах у обоих позирующих отражалась характерная тревога, говорившая о родственных узах. Быть может, там, откуда они родом, до сих пор ходят слухи о невезучих меланхоликах Нантвичах? Несомненно, настала пора приступить к тем теоретическим исследованиям, заняться которыми уже не раз рекомендовал мне Чарльз.