— Сергей, а ведь её могут и не отдать. Придумают что-нибудь. Состояние не позволяет. Нетранспортабельная.
— Думаешь? — глупо спросил я.
— Ладно, что-нибудь соображу, — сказал Ашот.
Мы договорились на три часа. А я, на всякий случай, позвонил Базилио.
— А, смертельно больной сачок, — шутливо начал он, и слово «смертельно» резануло мне по сердцу.
— Погоди. Заткнись. Мне сейчас не до шуток, — оборвал я его. — Мне нужна помощь.
Тот перешёл на серьёзный тон.
— Какие проблемы. Говори, что надо, Серёга.
Я не посвящал его в историю с болезнью Марины, и, узнав, что она, в сущности, умирает, он ужасно расстроился. Я сказал, что хочу её забрать к себе, и прошу мне в этом помочь.
Мы все встретились у входа. Если бы не трагичность ситуации, можно было бы оценить и её комическую часть, потому что Ашот привёл с собой четырёх бугаёв в форме спецназа. Поэтому, когда мы такой внушительной группой в неположенное время шли по коридору отделения, нас никто не решился остановить.
Мы зашли в палату. Марина лежала в забытьи и никого не узнавала. Из её носа торчала трубка зонда, а в вену из капельницы лилась какая-то жидкость. Рядом, как и в прошлый раз, сидела Тамара Давидовна. Спецназ и Васька остались снаружи. Ашот тоже вышел на минуту, поймал какую-то медсестру и, применяя лёгкое насилие, впихнул её в палату.
— Девушка, — вежливо, но настойчиво попросил я, — отсоедините, пожалуйста, эту женщину от инфузии и вытащите зонд.
Та недоуменно на меня посмотрела.
— Да вы с ума сошли. Как я могу такое сделать? Во-первых, без этого она вскоре умрёт, а во-вторых, такие вещи не делаются без разрешения врача.
— Так зовите врача, — пожал плечами Ашот. Сестра убежала и минут через пять вернулась с молодым доктором, хотя его волосы уже были с проседью. Присутствие спецназа его не сильно пугало.
— Так. В чём дело? — спросил он.
За всех говорил Ашот.
— Мы все — родственники этой девушки. Это — мама, это — её муж, — он показал на нас с Тамарой Давидовной. — Снаружи — друзья, а я её брат. Мы хотим забрать её домой.
— А вы понимаете, что она может не перенести поездку? — так же спокойно продолжал доктор. — Что она нуждается в кормлении через зонд? Что ей нужно получать инфузии?
Ашот кивнул.
— Мы всё понимаем. Но можно мне задать встречный вопрос?
— Конечно, — ответил доктор.
— Думаете ли вы, уважаемый доктор, что ваше лечение может существенно повлиять на течение болезни?
Врач заколебался и отрицательно покачал головой.
— Тогда считаете ли вы несправедливым право семьи провести с уходящим родственником его последние дни?
Доктор тяжело вздохнул.
— Хорошо. Но вам придётся написать бумажку об отказе от госпитализации. Света, — обратился он к сестре, — сделайте, что они просили. И пусть привезут сюда каталку.
— Не надо, — категорически сказал я. — Я понесу её на руках.
Ашот и доктор пошли заниматься писаниной.
Я завернул Марину в одеяло и поднял, как младенца, на руки. Она уже почти ничего не весила. Я бережно донёс её до машины.
У меня дома мы с Тамарой Давидовной удобно устроили её на моей кровати, а потом мама Марины затеяла варить бульон. Ашота я послал делать покупки. Он должен был купить всякие детские кремы, присыпки, памперсы и т. п. Я попросил его заехать к ним и привезти любимые ею предметы, диски, игрушки и всё прочее. У Марины не оказалось плюшевого мишки, зато был старенький плюшевый ослик, и теперь он лежал рядом с ней на подушке.
Наконец, я остался наедине с ней. Я гладил её тоненькую ручку. И вдруг заплакал. Я, Сергей Мальцев, жёсткий по жизни и по бизнесу человек, заплакал.
— Марина! Моя любимая жена! Пожалуйста, не умирай, — умолял я сквозь слёзы.
Я достал из глубины полки её обручальное кольцо и надел ей его на палец. Но тот был настолько худой, что кольцо тут же соскользнуло. Чтобы оно держалось, мне пришлось намотать на палец кусок бинта.
А ночью я снова получил удар в живот. Но мне было всё равно. Важна была Марина.
Я взял отпуск. И потянулись мучительные будни. Почти целыми днями у меня пропадала Тамара Давидовна. Она варила Марине бульоны, сидела с ней, напевала какие-то грузинские песенки. Она, конечно, заметила обручальное кольцо и поцеловала меня в щёку. Часто приходил Ашот и, как будто она слышит и понимает, рассказывал Марине бесконечные смешые байки.
Единственное, что я не позволял им делать, — это ухаживать за Мариной. Я сам, маленькими ложечками, чтобы не подавилась, кормил и поил её. Я менял ей памперсы. Я мыл её. Я расчёсывал ей волосы.