И те, и другие приехали довольно быстро с интервалом в несколько минут. Медики сразу заявили, что им здесь делать нечего, а криминальный труп — это дело милиции. Менты, проведя ни шатко ни валко необходимые процессуальные действия и опросив как-то в одночасье отупевшего и безразличного ко всему Скрепкина, не мудрствуя лукаво, забрали его, как главного подозреваемого, с собой. Не надо было им быть великими сыщиками, чтобы заподозрить в преступлении испачканного в крови человека рядом с трупом в квартире, не носящей следов взлома и проникновения посторонних лиц. Альтернативной кандидатуры у них не было, а опыт говорил, что первое впечатление, оно зачастую самое правильное.
Допрашивал Скрепкина следователь Безруков Вадим Иванович, откровенно равнодушный к своей работе немолодой служака, который, досиживая до пенсии, механически исполнял свои обязанности, доверяя интуиции и мнению оперов. Впрочем, у Вадима Ивановича это было даже не признаком равнодушия и эмоциональной тупости, а скорее проявлением пофигизма как некой защитной психологической реакции на сущность работы. Но при этом он обладал бесценным качеством. Стремлением, несмотря на обстоятельства, сохранить хотя бы подобие объективности. Он никогда не ставил цель посадить подозреваемого или, наоборот, отпустить с миром. Хотя, конечно, если на него давило начальство, особого сопротивления не оказывал, придавая делу, так сказать, соответствующее нужное направление. Но делать это не любил и случаи такие избегал, благо всегда находились коллеги, готовые на очень даже многое, включая фальсификацию, ради того, чтобы выслужиться перед начальством. Поэтому к подозреваемым, которых он прежде лично не знал и которые раньше не успели засветиться по криминальным базам, относился без предубеждения и, сам об этом не подозревая, соблюдал принцип презумпции невиновности. А не верить Скрепкину у него никаких оснований не было. История о том, что у него поселился на время учёбы друг, у которого, что не редкость, были далеко неидеальные жилищные условия, характеризовала Скрепкина только с лучшей стороны. Потерпевший и подозреваемый не были родственниками, никаких финансовых взаимоотношений, которые могли бы стать причиной конфликта, у них не было, а трений по работе вообще быть не могло. Один был студентом, а другой — библиотекарем. Никаких данных о злоупотреблении фигурантами дела алкоголем или наркотиками, как о распространённой причине бытовых преступлений, не было. И, если всё-таки не сбрасывать со счетов Владика как подозреваемого, то единственным логичным и даже очень древним мотивом конфликта между мужчинами, по мнению следователя, могла стать женщина, а проще баба, которую не поделили. И эта версия не могла не начать разрабатываться. Поэтому Безруков в первую очередь ждал информацию о личной жизни Скрепкина и Колибри и результаты дактилоскопической экспертизы орудия убийства.
Отпечатков пальцев на кухонном ноже не было. Его ручка была тщательно вытерта и, судя по следам пищевого жира, посудным полотенцем, которое было найдено рядом с телом. Тем самым, которым, как утверждал Скрепкин, он вытер Колибри окровавленный рот. И это отсутствие отпечатков естественным образом свидетельствовало в пользу его (Скрепкина) невиновности. Если, конечно, не принимать во внимание невероятную возможность наличия у того хитроумного и коварного плана, придуманного и осуществлённого, чтобы уйти от ответственности за содеянное. Мол, взял назло всем вам и вытер нож, убрав, таким образом, главную улику. А следы крови на одежде сами объясняйте. Он ведь не скрывал, что подходил к трупу и трогал его. Но в чрезмерную хитроумность нарушителей закона Безруков не верил. Он любил читать детективы и для забавы, тайно пользуясь их уроками, иногда пытался ставить себя на место преступника. Правда не для того, чтобы восстановить картину преступления и найти виновного. А, наоборот, Безруков искал наиболее безопасный путь совершить преступление, чтобы убедить себя, почему подозреваемый не мог этого сделать. В случае Колибри, априори предположив, что у Скрепкина есть мотив, он, опираясь на свой опыт, считал, что совершенно бессмысленно совершить убийство и тут же вызвать милицию, если не хочешь сразу явиться с повинной и покаяться. Убийце после совершения преступления, переодевшемуся и подчистившему за собой следы, куда логичней было бы смыться, чтобы потом засветиться в каком-нибудь людном месте, например, кабаке. И чем позднее бы он в дальнейшем «обнаружил» труп, тем крепче было бы его алиби. Хотя и такой сценарий был не без изъянов. Поэтому, мысленно предположив некую более безопасную для убийцы схему преступления, которой должен был бы руководствоваться не глупый подозреваемый, и не найдя объяснения факту, почему Владик сразу вызвал милицию, следователь склонялся к мысли, что тот скорее невиновен, чем виновен. Кстати, в квартире были найдены отпечатки и третьих, правда, неизвестных лиц.