Помню, за мной шел человек, а я очень торопился и хотел как-нибудь в последний момент впрыгнуть в трамвай, чтобы он не успел. Но портфель у меня был полон крамолы, я не хотел показывать, что мне есть что скрывать. Поэтому мне пришлось, наоборот, в соответствии с правилами вежливости придержать перед моим преследователем дверь. Он буркнул «спасибо».
Наталья Горбаневская:
«После демонстрации (знаменитой сидячей демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию. — БГ) за мной следили в открытую. Они, когда хотят, следят весьма скрытно, и такую слежку я просто не вижу. А тут я ходила с маленьким Оськой на молочную кухню, в школу за Ясиком (старшим сыном), и они за мной ездили нахально. Я разворачивалась с коляской по Чапаевскому переулку так, что им для разворота пришлось бы нарушить все правила движения».
Юлий Ким:
«Бывала и скрытая наружка. Как-то я приехал в Свердловск с концертами, и их отменили. Я выступил у кого-то в квартире, где пел крамольные песни. Перед тем как их исполнить, я попросил закрыть все магнитофоны, кроме одного. Когда же дошло до «Монолога пьяного Брежнева», я попросил закрыть и этот оставшийся магнитофон. В той компании, которая собралась в квартире, точно не могло быть стукачей, никто не мог меня записывать тайком. Однако, когда я уехал, всех их тут же начали допрашивать. Но про «Монолог пьяного Брежнева» никто из них ничего не сказал. И тогда им предъявили текст этой песни! Это была расшифровка записи очень плохого качества, многие слова были пропущены или неправильно воспроизведены. Это означало, что какая-то запись велась снаружи.
А однажды в квартире у Якира, в потолке на кухне, ровно над тем местом, где он обычно сидел, обнаружился микрофон. Видимо, его неудачно закрепили, и он в результате вылез. Разобрали место, где он был спрятан, и нашли проводки».
Будьте готовы к тому, что за вами установят слежку
Александр Лавут:
«Прослушка была стопроцентная. Поэтому в квартирах у нас говорить можно было не обо всем. Если речь о том, чтобы написать документ протеста, — об этом можно говорить. А вот о том, как передать материал для «Хроники» или найти человека, который может что-то важное рассказать, — нельзя. Иногда приходилось писать друг другу записки. Когда нужно было обсуждать номер, выбирались квартиры друзей, в которых не было прослушки, но которые тоже ставили себя под удар».
Сергей Ковалев, в советское время — биолог, один из создателей Инициативной группы по защите прав человека в СССР, один из редакторов «Хроники текущих событий»:
«Квартира Сахарова прослушивалась, это я знаю точно. Накануне допроса, во время которого меня должны были арестовать (так и сделали), я был у него дома. И на этом допросе мой следователь пересказывал мне, о чем мы говорили с Андреем Дмитриевичем. Против этого было не так уж много способов борьбы. Или говорить тихо при включенном радио — или писать на бумаге».
Будьте готовы к тому, что в вашей квартире отключат телефон
Александр Подрабинек:
«Слежка была оперативная, когда они пытались что-либо найти. Когда в феврале 1977 года начались аресты в Московской Хельсинкской группе, Юрий Орлов (основатель МХГ. — БГ) ускользнул от них на десять дней — оказалось, он уехал к маме. Мы знали о предстоящих арестах: у нас был свой человек в КГБ, который нас информировал об этом, капитан Виктор Орехов. Мы его называли Клеточниковым — такой был у народовольцев осведомитель, засланный человек в Третьем отделении. Орехов же не был засланным, он просто во время допросов диссидентов проникся демократическими идеями и стал с нами сотрудничать.
Поскольку я очень часто бывал у Орлова по разным делам, они решили, что это я его укрываю. И установили за мной слежку, которую сложно было не обнаружить: у нас же уже вошло в привычку оглядываться. Они ездили за мной, я работал тогда на скорой помощи, и они решили, что я под видом выездов к больным выезжаю и к Орлову на какую-нибудь квартиру. И они стали после вызовов проверять те места, куда я приезжал. Больных это, конечно, беспокоило, и я в конце концов попросил снять меня с вызовов и перешел на перевозку тяжелых больных или сидел как диспетчер на радиостанции скорой. Но когда они ездили за мной, было очень интересно за ними наблюдать: мы, например, ехали по улице с односторонним движением, включали мигалку, сирену — никто, кроме нас и спецслужб, так ехать не может. И вот они на «волге» салатового цвета ехали за нами. У них практически всегда были такие машины. Это как гороховое пальто у шпионов Третьего отделения — вроде и форма, и не форма. Я им не мешал и даже поощрял, потому что понимал, что раз они бросили все силы на меня, значит, меньше сил будет брошено на то, чтобы найти Орлова».