Он помедлил и шагнул нерешительно через порог. Внутри все было обычно, все на своих местах: в углу койка, посередине огромный пень, заменявший Зосиме стол. Старик подошел к койке, опустился на нее и рухнул на пол. Сначала он подумал, что сел мимо. Но когда увидел все ту же труху, в которую превратилась крепкая койка, его охватил ужас.
Зосима вскочил и, крякнув смачно, словно на морозе рюмку водки выпил, что было силы лягнул пень. Нога его вошла в дерево легко, без сопротивления, словно в ворох сена. Зосима быстро, будто обжегшись, выдернул ногу. Она и наружу вышла свободно, но пень исчез на глазах у Зосимы, осыпавшись грудой щепочек и горсткой пыли.
Зосима кинулся к станции, па крыше которой, спасаясь от комнатной духоты, фаланг и скорпионов, спало начальство: чета Козодавлевых и Володя Фастов.
— Иван Степанович!.. Комсомол, Володя!.. Прочкнитесь для ради бога!.. Беда! Все прахом пошло!
— Чего ты орешь? — спросил строго еще не заснувшнй Володя, наклонившись с крыши. — Скорпион, что ли, укусил?
Но, взглянув на испуганное лицо старика, Фастов обеспокоился. Поднялся во весь рост, поглядел в сторону тупика. Изотермический вагон на месте, вон он синеет снежной глыбой. Рядом — темная тень часового.
— Чего такое произошло? — спросил тоже проснувшийся Козодавлев.
— Зосима с ума спятил! — засмеялся, уже успокоившись, Володя.
— Ничего не спятил! — орал внизу Зосима. — Сначала белье, потом дверь, потом койка. Все прахом пошло!
— Койка, дверь… Ничего не понимаю. Пойти посмотреть, что ли, — проскрипел уныло Козодавлев и спустил с крыши ноги, шаря деревянную лестницу, прислоненную к стене.
Но телеграфист одним махом очутился внизу, благо крыша была низкая.
— Странные ты вещи рассказываешь, Зосима, — обратился он к сторожу. — Все прахом, говоришь, пошло? Странновато, странновато! А ну, пошли в твою будку, посмотрим, что там случилось.
Первым, высоко подняв фонарь, вошел в путевую будку Фастов, за ним Козодавлев и Зосима.
— Колдовство какое-то, братцы! — стоном вырвалось у Козодавлева. В глазах его были недоумение и страх. Испуганно глядел он на мелкие, тоненькие обломки, устилавшие земляной пол Зосимовой будки. Только стены из сырцового кирпича стояли непоколебимо.
Володя быстро нагнулся и поднял с пола маленькую щепку. Это были остатки Зосимовой койки. Дерево было источено, изгрызено, нетронутым оставался только наружный слой толщиною в картон.
— Стой, стой! Начинаю понимать! — нервно потер он лоб.
— Что это? Глядите-ка! — крикнул одновременно с Володей Козодавлев, присев на корточки.
Из маленького круглого отверстия в земле струились тысячи крошечных белых насекомых и исчезали в таком же отверстии под стеной будки. Казалось, будто течет по полу струйка белой жидкости.
— Они! Стихийное бедствие! — крикнул Володя и, выскочив из будки, помчался к станции, к аппаратной. За ним побежали начальник полустанка и Зосима.
В аппаратной все было в порядке. Аппарат стоят на столе, придвинутом к окну. Володя взглянул на ленту. Она была чиста. Передач ниоткуда не было. Значит, на линии все спокойно, а беда свалилась только на Бек-Нияз. Володя подкрутил завод и, вцепившись в ключ, заколотил яростную дробь позывных. Но тотчас выпустил ключ.
— Ашхабад не отвечает, — растерянно обернулся он к Козодавлеву. — В чем дело? Ах, да! И это может быть.
Он подбежал к окну и посмотрел на линию. Рядом с нею уходили в пустыню тощие телеграфные столбы с подпорками, словно вереница нищих брела куда-то на костылях. Столбы, ближайшие к полустанку, упали, порвав спутавшиеся провода.
— А в сторону Красноводска? — крикнул Володя начальнику.
— Пока стоят! — ответил Козодавлев, выглянув в противоположное окно.
— Зосима, проверь шпалы! — приказал Володя.
В открытую дверь видно было, как спрыгнувший на рельсы сторож ударил пяткой в шпалу. Пятка вошла глубоко в дерево.
— Беда, комсомол! И тут все прахом пошло! — злобно проныл Зосима.
Снова залихорадил “Морзе”. Аппарат отстрекотал ответную дробь: Красноводск ответил. Володя начал передачу. “Красноводску… говорит Бек-Нияз. Задержите все поезда. Связь Ашхабадом порвана. С вами тоже ненадежна… — повторял комсомолец вслух передаваемые слова. — Окольной связью сообщите Ашхабаду- прекратить движение. Полотно дороги разрушено. Бек-Нияз подвергся налету многочисленных…”
— Иван Степаныч, в сотый раз тебя прошу, уедем с проклятых Каракумов в Россию, в родную нашу Смоленскую, — застонала за их спинами незаметно подошедшая начальница. — То песчаные бури, то басмачи, то вот какая-то белая насекомая…