– Как у вас с остальными предметами, дитя мое? – сказал Кудрявцев.
– Я – медалистка. Сдаю только профилирующий.
– Уже сдали, – поправил Марину академик. – Стало быть, поздравляю с зачислением. Вы все-таки поразмыслите, не хотите ли остаться на кафедре. Аспирантура и все такое. Хотя мне думается, что аспирантуры не потребуется. Наверняка ваш диплом зачтут, как кандидатскую. Есть у меня такое предчувствие.
Он оглянулся на коллег, ища согласия. Старая дева поджала губы и закивала. Помятые мужчины сделали вид "все может быть", а очкарик снял очки и сунул дужку в рот, скорбно нахмурившись. Казалось, он вспоминал таблицу умножения: "пятью пять – двадцать пять, шестью шесть – тридцать шесть…" и застрял где-то на "семью семь – сорок семь".
– Ну что же? – сказал Кудрявцев. – Отдыхайте. До встречи в сентябре.
Марина вскочила со стула и присела в игривом книксене.
– Спасибо.
– Вы прелесть, деточка! – умилился Кудрявцев. – Идите, идите, не теряйте времени понапрасну. Покоряйте пространство, но не забывайте про время, ибо оно – самая странная и коварная материя из всех, с которыми человеку приходится иметь дело. Я даже иногда думаю, что математика – единственная наука, не берущая его в расчет. Так сказать, математика – бегство от времени, хотя на моем красноречивом примере вы можете убедиться, что от него не убежишь и не спрячешься. Отдыхайте, Марина Дроздова!
Кудрявцев повернулся к желторукому то ли преподавателю, то ли аспиранту, и голос его стал сухим и скрипучим, словно из него выдавили весь сироп:
– Николай Павлович! Не сочтите за труд, поставьте оценку в экзаменационную ведомость: что-то руки совсем не слушаются.
Удивленные абитуриенты стали медленно расходиться. На их глазах свершилось чудо: математическая Золушка стала прекрасной принцессой. А ведь такое бывает не каждый день: куда как чаще ленивцы и бездельники, одержимые слепой верой в счастливый случай, выигрывают в "Русское лото".
Вероятность выигрыша в лотерею Марина просчитала уже давно: в уме, ей даже не потребовались ручка и бумага. По ее прикидкам выходило, что скорее она угодит под машину в тихом Александрийске, чем сорвет джек-пот. Ну, а поскольку попадать под машину она не собиралась, то и тратить деньги на азартные игры было ни к чему.
Она вообще не думала, что с ней должно что-нибудь случиться. С какой это стати?
В своих расчетах она руководствовалась теорией вероятности, то есть – оценивала случайные события. Но то, что потом с ней произошло, было совсем не случайным событием. Она попала в число ИЗБРАННЫХ, и потому была обречена.
Сейчас она вприпрыжку бежала обратно в общежитие и, если бы где-нибудь по дороге увидела "классики", то не удержалась бы и обязательно немножко поскакала. Хотя бы полчасика.
Ночь уже вступила в свои права, накрыв город долгожданной прохладой. Раскаленный за день асфальт медленно остывал, напитывая воздух тягучим запахом нефтяных смол, пыльные газоны покрылись блестящей россыпью росы. Шесть часов темноты, тишины и покоя. Можно открыть окно; свежий воздух помогает думать.
Несмотря на поздний час, в "четверке" (женском общежитии университетского кампуса) мало кто собирался спать. Не то сейчас время, чтобы спать. Все силы отданы борьбе. Девушки из разных районных городков, поселков и деревень, приехавшие поступать в университет, готовились к экзаменам. Александрийским проще. К их услугам свободная квартира, мама, гневно шикающая на домочадцев: "Девочке надо заниматься! А ну – тихо!", холодный бодрящий душ, учебники и репетиторы, связи и знакомства, сытный обед и легкий ужин. Они уже заняли удобные плацдармы для наступления на филологический, медицинский, юридический и экономический. Они идут на шаг впереди – а кто и на целых два – по сравнению с простушками, заполонившими общежитие своими чемоданами и баулами, певучим говорком и слезами в телефонную трубку: "Мама! Я хочу домой! Как только поступлю – сразу приеду! До самого сентября".
Юля Рубцова, медсестра из Ковеля, освоившая в родной больнице искусство ладить с пациентами и угождать молодым высоким ординаторам, уткнулась в учебник биологии. Ей было необходимо еще раз прочитать про половое размножение: облечь то, что она давно уже знала, в научные термины. Письменный экзамен – это не переложение "Кама-сутры" вольным стилем; тут приходится оперировать заковыристыми словечками, вроде "мейоз", "митоз", "зигота" и "трофобласты". Хорошо бы еще запомнить, что есть что. По крайней мере, она уже знает, чем сперматозоид отличается от яйцеклетки. И на собственном опыте знает, что их встреча не сулит в девятнадцать лет ничего хорошего: особенно когда твоя мать любит выпить, а дома сидят два брата, и младший ждет, пока старшему станут малы его старые зимние ботинки. Вот вам и половое размножение. Вот вам и "зигота".