Ана Гратесс
Библиотека
Нечто горело в сердечной мышце, зажатое между Умом и Совестью. А где-то неподалеку, гремя все вокруг, хлопала в ладоши да весело прыгала Душа ребенка. Она высматривала литературный зигзаги со строками сахарных облаков.
«Миры в мирах, чудотворный пирог!» – Голосила Душа. Прозаическая поэма набирала обороты. Ум хотел взять все под свой железный контроль, но Душа была полна беззаботной уверенности, что вся Библиотека со всеми книгами принадлежит истинно ей, и только ей.
Совесть, тем временем, булькала в ванне из буквенных сочетаний, где согласные с гласными шелестели ловко продуманные микро истории. «Душу требуется умаслить-усмирить, пока она не наломала дров», – вертелось у Совести на Уме.
– Моя обложка будет красоваться на главной полке этого большого мира! – Душа перешла на громкую октаву.
– Моя история напишет за меня всю автобиографию! – На этом моменте детская непосредственность вылетела из тонкой организации.
А между тем:
«А как же я предстану перед всеми, если в Библиотеке всегда так пусто и нелюдимо?» Такими думами заворочался в ванне Ум с Совестью. «Нужно прийти к душечке и расколоть орех разногласия!» – Двое облохматились первой попавшейся книжкой и ловкими прыжками направились к Душе.
Детство милого словца с большим интересом искало в ворохе бумажных страниц оставленную по невнимательности закладку из чистого ультрамарина.
– Океанические истории больше не будут со мной дружить… – Насупилась Душа, начав было проливать горькие слезы утраты.
– Не нужно грустить, паниковать и взвешивать нюни, мы: Ум и Совесть пришли к тебе с просьбой помириться с нами. Ведь негоже делить огромные стеллажи Библиотеки на три куска! Мы с тобой станем одним целым и парой быстрых движений отыщем твою дорогую закладку. – Серьезные лица зашелестели затхлостью старых книг.
Утирая слезы, Душа согласилась.
– Но, у меня есть условие. Я хочу сделать из нашего дома публичное, доступное всем помещение, чтобы другие тоже могли пользоваться нашей книжной сокровищницей!
– Да будет так. Нам, по правде говоря, тоже хотелось провернуть одно дело, где нужно было бы задействовать большую громаду внешнего мира. Так что, мы практически в одной лодке. – Ум и Совесть поглядели на Душу с нескрываемым позитивным началом.
Все трое побрели на остывающий островок морской волны. Тройное пиршество пришлось по вкусу притаившейся пьяной доске. Она ждала удобного момента, чтобы направить свою играющую любовь на своих когда-то бывших друзей. Расстроенное пришло веяние – ультрамарин находился у нее в руках, прямо в сердцевине постоянной тоски.
Первой доску с насыщенным синим соседством заметила Душа. Она запищала чайным носиком и побежала к пьяному Нечто еще быстрее, захватив с собой подмышкой Ум с Совестью.
– Доска мета-Ска, почему ты взяла мое любимое очарование? Мы были друзьями с тобой, и ты должна была уважительно относиться к моему имуществу!
– Одно качество все красноречиво объясняет: «были»! – Тугая, пьяная сущность с вызовом помахала перед носом души морской тряпочкой ультрамарина. – Видишь эту любовную радость? Я отдам тебе ее, когда твои родные Ум и Совесть извинятся передо мной за свою надменность и чванство!
Душа с жалостью посмотрела на зажатую в тисках сомнений двоицу, а те, яростно махая головами из стороны в сторону ясно давали понять, что никаким боком пьянь доски не получит никаких извинений. Совершенно!
– Чтож, тогда мне остается одно: проглотить ультрамарин с книжной сладостью нашей великой Библиотеки. Не будет у тебя, дорогая Душа, ни сказочно морской игрушки, ни славности книжной. – Пьянь грустно усмехнулась своим словам.
– Подожди, – совесть вдруг встрепенулась, словно очнувшись от слишком долгого сна. – Я принесу тебе извинения, но если ты навсегда покинешь Библиотеку и забудешь сюда всякую дорогу. Усекла?
Ум согласно закивал, а пьяная доска, при этих словах, стала выглядеть немного более живой, чем обычно.
– Хорошо, по рукам.
Гибкая струнка ультрамарина закрасовалась в пестрых одеждах Души-Ума-Совести. Людям из внешнего мира стали открыты двери громадной Библиотеки, а пьяная сущность, которая выкрадывала общий порядок улетучилась безвозвратно.
Книжная история подобна двуцветной печати: на иголках приличных местоимений выступали заглавные буквы, блестели начала обложек и густо пахло краской.
Ярко-синяя красота троицы, крошка лазурный Глазок (так прозвали впоследствии ультрамарин) беззаветно тратила свой богатый внутренний мир на литературные дары всем желающим. Библиотека процветала, и объединившаяся сущность день ото дня радовалась все сильнее тому и возрастала все краше, острым подбородком подпирая теперь стеклянную люстру всеобщего Просвещения.