- Да, ладно, - искренне не верю я.
- Читай первоисточники, - строит назидательную мину Геннадий Ильич, - Читай, там всё написано. Загубленных детей Иова и оплакивает Господь. Так что здешние дожди очистительные.
Гляжу на него - вроде серьёзный человек, глава крупной корпорации, а несёт невесть что. Он и вправду верит в это?
- Праведниками всегда были единицы, - глядя поверх меня, продолжает разглагольствовать Геннадий Ильич, - Никакая религия, никакой прогресс не доведёт человечество до совершенства. Закон корыта.
- Какого корыта? - опять не понимаю я.
- Из которого жрут. Его на всех не хватает. В мире работает лишь один закон - чем ближе к корыту, тем агрессивнее. И так было во все времена. Честность - удел избранных, святых. - Затем он переводит взгляд на меня, - Знаешь, слово "честность" своим корнем имеет слово "честь". А последнее у нас лет сто не в почёте. Заметил?
Киваю в ответ. Тут гением не обязательно родиться, чтобы видеть это.
- Честь - это вопрос идеологии и генеалогии..., - изрекает Геннадий Ильич.
Меня отвлекают - в одном из номеров подкапывает кран. Надо починить. Я тут мастер на все руки. Как говорится и швец, и жнец, и на дуде игрец. Куда деваться, пока долг банку не выплачен, приходится крутиться на трёх ставках. Партия в шахматы сыграна, извиняюсь и покидаю Геннадия Ильича, так и не дослушав, почему честь - понятие генеалогическое. Потом спрошу. Ему ещё отдыхать у нас неделю.
Чиню кран, наведываюсь в дизельную, затем в бойлерную, потом к Наталье Леонидовне, главврачу лечебного корпуса. От неё получаю список лекарств, продуктов для кухни, ещё кое-чего по мелочи. Это надо передать по рации на материк. Катер придёт через неделю. Всё что нам нужно, доставят на нём. Возвращаюсь к себе. По дороге встречаю Геннадия Ильича с супругой, под ручку.
Заметив у меня лист со списком, Ильич улыбается:
- Донос? Полезно, полезно.
- Чего это донос? - обижаюсь я, - Список необходимого.
- Такой большой? - мгновенно реагирует Геннадий Ильич, - Включи в него для меня бутылочку шампанского, желательно Цимлянского завода. Всё остальное ерунда, дрожжами отдаёт. Но, если не будет Цимлянского, пусть любое берут, из тех, что подороже. Расплачусь сразу же.
- Зачем вам шампанское? Кажется, этим же катером вы уезжаете, дома попьёте, - бурчу я, досадуя за свою промашку.
Не стоило признаваться, что у меня в руках перечень необходимого для острова. Список-закупки-доставка, так он может провести параллели и сообразить, что на острове есть рация. Для посторонних это секрет, для всех без исключения. Полезет ко мне с просьбами позвонить - откажу. Он мне ни сват, ни брат, ни начальник. А вот если попрётся с этим Наталье Леонидовне, нашей главной, тогда плохо. Та, за мою излишнюю откровенность по головке не погладит. Но, похоже, Геннадий Ильич о рации даже не задумывается. И, слава богу.
- Шампанским отметим отъезд, - улыбается он и подмигивает жене, - Ты не против, дорогая. Хотел сделать тебе сюрприз, но не удержался.
- Я за, - улыбается в ответ она.
Мне эта женщина нравится, миниатюрная, с умными глазами, без дешёвых понтов. Скорее ради неё я соглашаюсь.
- Хорошо, отвожу взгляд, - будет вам шампанское. Только знайте, доносов я никогда не писал, - всё же не выдерживаю я.
Краем глаза вижу, как она ширяет мужа в бок:
- Зачем обидел человека?
- Да я не сказал ничего такого, - громко, для всех, оправдывается Геннадий Ильич, - Это только у нас принято считать донос подлостью. Ну, как же, загадочная русская душа! Может, потому и загадочная, что не логичная. Во всей Европе донос - это норма, а у нас - низость. И они там, за бугром правы. Почему все кругом должны терпеть и молчать, если кто-то рядом живёт не по закону или откровенно мешает. А что, если донос - единственно безопасный способ сказать правду, как бы донести её? А? Разве "правда" и "подлость" синонимы? И, второй, не менее важный момент - любому начальнику как воздух, необходимо знать, что на самом деле творится в его вотчине. А кто ему правду-матку скажет? Тут без доносов не обойтись. Они как источник весьма полезной информации.
Становится противно слушать.
- То, что начальнику хорошо, подчинённому - смерть, - говорю ему в глаза и ухожу.
Тоже мне, философ. А совесть куда? Топить? У богатых своё мировоззрение, не отягощённое ею. Такое, оказалось, не для меня. Потому-то я и здесь, на Острове Дождей. А ведь когда-то и у меня было всё: дом, жена, своё дело. Я, конечно, не был олигархом, но кое-какая копеечка водилась. Вообще, я хороший автослесарь, могу починить любой движущийся аппарат - от велосипеда, до джипаря. И всё было бы у меня ровно, если бы в моём боксе не сгорели две крутые иномарки. Как? Что? Теперь уже нет смысла кого-либо винить. Бокс мой. Компаньон, как только это приключилось, моментально испарился. Хозяева иномарок войти в положение и подождать с деньгами не пожелали. Прежние друзья-приятели моментально стали нищими, хоть самим в долг давай. Пришлось брать кредит в банке, им расплачиваться за сгоревшие машины. Тут ещё жена, осознав в какой ж... жизненной ситуации я оказался, забрала ребёнка и тоже свинтила. Руки есть, не пропал бы, если б не проценты и пени по кредиту. Хоть бросай всё и подавайся в бега. Помогла одна клиентка. Я чинил её красный ПЕЖО-307. Через свою фирмочку по трудоустройству она нашла мне работу на Острове Дождей. Пени по кредиту заморожены, я здесь и, похоже, не скоро отсюда выберусь. По моим подсчётам лет через двадцать. И на кого мне доносы строчить?
Пару дней стараюсь не попадаться Геннадию Ильичу на глаза. Достал он своим умничаньем и шахматами. На третий он подлавливает меня.
- Слушай, тут дело такое, - загадочно говорит он, - Мне со своими связаться надо. Сотовый мой здесь не берёт, а позвонить, ой как надо. На острове, я знаю, рация имеется. Без неё здесь никак. Кому, как не тебе ею заведовать.
Отрицать глупо. Молчу, соображаю, как поступить. Геннадий Ильич не отстаёт:
- Понимаешь, на сердце что-то не спокойно. Очень надо позвонить.
- Я всё удивлялся, как это Вы хозяйство своё без присмотра оставили, - не выдерживаю я, припоминая неудачную шутку с "доносом" в мой адрес, - Не доверяете помощникам?
- Доверяю, - говорит Геннадий Ильич, - К тому за ними тоже приглядывают. Как-то на душе тревожно. А я привык доверяться чутью. Оно меня столько раз выручало. Ну, так как?
- Нельзя, - и пусть мой отказ не покажется мелкой местью олигарху или как его там.
Посторонним вход в радиорубку запрещён. Во-первых, по инструкции, во-вторых - по личному распоряжению главврача, фактически хозяйки нашего острова. В-третьих, только одного запусти, остальные "задолбают".
- То есть как? - по лицу Геннадия Ильича видно, что давненько он не получал отказа, - Мне только позвонить. Если надо, я заплачу.
Голос олигарха теряет прежнюю уверенность. Хорошо ещё он не психует, не истерит. Вот был бы концерт.
- Не положено, - твёрдо говорю я, - Для всех временно приживающих на Острове. Такова инструкция, которую я не имею права нарушать. Извините.
Прикрываюсь инструкцией как щитом. Геннадий Ильич мне не противен и просто посылать его не хочется. Это там, на Большой земле кому-то можно, а кому-то нельзя. А здесь, на Острове, пусть будет по нашему закону. Никому, значит - никому. Ничего личного. Всё равно тебе скоро уезжать. Вслух это не озвучиваю. А, может и зря? Потому, что Геннадий Ильич делает ещё попытку:
- Я хорошо заплачу, - и Геннадий Ильич называет такую сумму, которая года на два сократила бы моё пребывание здесь, на острове.
Но я отрезаю: "Нет, не положено" и ухожу.
Потом два часа корю себя за упёртость с идиотизмом. Взял бы деньги, скостил бы себе срок здесь. Что такого? Капитализм. Все так поступают, приучили. Представился случай - "руби капусту!", второго такого может уже и не быть. И через всё это - лёгкое ощущение нереальности. Трудно поверить, что денежный мешок сознательно оставил себя без оперативной связи? Приехал сюда без спутникового телефона? Этот-то берёт в любой точке земного шара. Денег на него не хватило? И потом, люди такого уровня лично не обращаются к исполнителям. Надо было, сходил бы сразу к Наталье Леонидовне. Та бы скомандовала мне и я, как миленький, организовал бы радиосеанс для дорогого гостя.