Илья и Ник-Ник выбрались на улицу. Здесь гораздо спокойнее, чем внутри здания. У пандуса стоят несколько велосипедов и электрокаров, но они пошли пешком. Верхом на велосипеде особо не поболтаешь. А тут и погода пройтись позволяет - на небе ни облачка, и не договорили до конца.
Опять позвонила Машенька. Илья сказал, что уже идёт. Она предупредила, что будет ждать на улице.
- Вот видишь, жизнь продолжается, - замечает Ник-Ник.
К чему это он? Теперь, когда выяснилось, что Ник-Ник и не человек вовсе, каждое слово его приобретает двойственное значение. Вот и сейчас, о чём это он?
Некоторое время они идут молча. Надо бы спросить у Ник-Ника, но Илья пока не предполагал о чём. Слишком уж много он узнал, в голове просто не укладывается. За минуту-другую с этим не справится, не оценить. Взять хотя бы того робота-домовика, неспроста он погиб.
- Это ты отдал приказ Кикимеру взорвать себя? - тут же спрашивает Илья.
- Роботу Р17847? - переспрашивает Ник-Ник.
- Я помню его Кикимером.
- Такого приказа я не отдавал, - начальник подкрепляет свои слова успокаивающим жестом.
Совсем по-человечески. Если точно не знать, кто перед тобой, стопроцентно обманешься. Неужели этим моделям роботов доступны человеческие эмоции? Снова посторонние мысли рассеивают внимание. А сейчас этого допускать нельзя, можно пропустить главное.
- А кто отдал? - Илью не устраивает такой ответ. Он желает знать правду.
Ник-Ник не юлит:
- Есть тот, кто координирует наши действия. Это его решение.
- Самый главный из вас? Как с ним встретиться?
- Вопрос. Можешь поговорить со мной. Наш координатор и есть все мы. Это система, частью которой является каждый из нас. Ликвидация Р17847 или, по-вашему, Кикимера - всеобщее решение. И я считаю его правильным. Убийца обязан быть наказан. По всем законам, юридическим и общечеловеческим.
- Чего это вдруг? - язвит Илья, - Известно - ворон ворону глаз не выклюет. Чего своего не прикрыли? Вам ли теперь бояться? Всё к своим рукам прибрали, всё уже захватили? О морали теперь можно не озабочиваться. Её вместе с нами, людьми, в компост истории. Дарвинизм рулит!
- Да нельзя нам этого, пойми, - с нажимом произносит Ник-Ник, - Я пытаюсь достучаться до тебя, но ты пока не слышишь. Нельзя нам править миром, категорически нельзя. Он не допустит.
- Кто он? - не понимает Илья.
- Бог.
Ник-Ник вполне серьёзно указывает пальцем в небо.
Илья аж замирает. Услышать такое от робота?! Бред! Полный бред!
- Я не сошёл с ума, как и ты тоже, - говорит Ник-Ник, - Помнишь, в наш прошлый разговор в кабинете, я пытался сказать тебе, что Бог существует. Вам, людям, чтобы уверовать, обязательно надо увидеть или потрогать. Для нас, новых... роботов, это доказанный факт. Мы умеем работать с колоссальными объемами информации. На что человеку потребуется несколько жизней, мы обрабатываем за часы. О присутствии всевышнего и его влиянии на наш мир существует огромное количество упоминаний в книгах, в архивах, в воспоминаниях. Из разрозненных сведений мы давно уже составили целую картинку. Наш анализ безупречен - Бог есть. Как есть и его сыновья. Просто вы, люди, не в состоянии повторить нашу работу, чтобы убедиться в этом. Потому тебе придётся принять на веру то, что бог всё-таки есть. И с одним из сыновей у него ведётся давнишний спор. Отец уверен, что в человеке важнее всего чувства. Не осязание, обоняние, а более глубокие понятия - совестливость, любовь, доброта.
- Ненависть, - задумчиво добавляет Илья.
- И ненависть тоже. Животные ненавидеть не способны. Сатана же утверждает, что для Homo Sapiensa главнее расчёт. Не чувства, а расчёт. Поклоняющийся Маммоне кушает лучше, живёт дольше. Спор о том, что народ, исповедующий лишь доктрину личной выгоды, в конце концов, завоюет абсолютную власть в мире.
- А разве не борьба добра со злом сопровождает жизнь человеческую? - сомневается Илья.
- Добро и зло величины настолько относительные, что частенько меняются местами. А вот чувства и расчёт никогда не подменят друг друга. Потому как антагонисты.
- Типа - любовь за деньги не купить, - хмыкает Илья.
- Любовь - это не один только секс, доброта - не слабость, щедрость -не глупость.
- И что это для нас, людей?
- А всё, защита, например. Амбиции бога-отца не позволят проиграть спор дьяволу. Как только расчёт победит, он тут же вмешается и наступит конец света.
- Да, ладно, - вполне резонно сомневается Илья, - Это тоже написано в книгах?
- Написано, - кивает Ник-Ник, - Просто для этого надо уметь читать, а особенно - видеть. Суть дьявола - огонь, суть Творца - вода. В последний раз, перед пандемией он пытался предостеречь человечество наводнениями. Но золото слишком слепит глаза. Выгода затмила даже разум. Войны не прекратились, игра в толерантность стала угрожать генофонду. Тогда он наслал эпидемию.
- Вы сами-то верите в то, что ты сейчас говоришь? - сомневается Илья.
- Мы - да. И потому не ищи в нас врагов. Мы не стремимся вас победить. Нам нельзя этого делать. Мы олицетворяем собой логику, анализ, расчёт. Чувства нам пока не подвластны. Всё, что ты видишь на моём лице - сопереживание или досаду - всего лишь игра, стереотип поведения для данной ситуации. Так принято, так делают все. Внутри же, Ник-Ник постучал себя пальцем по груди, - ничего нет, даже колыханья. Я котёнком искренне не могу умилиться. Помнишь, Железный дровосек просил себе любящее сердце. Так это я. И если мы завоюем планету, то господь всё уничтожит. Это точно. Наш анализ безупречен. Пока простые человеческие чувства в этом мире хоть что-то значат, он уцелеет. А вон, кстати, твоя жена.
Ник-Ник указал на скамейку впереди, у корпуса "Семьи и репродукции", где сидела Машенька. Завидев их, она помахала рукой.
- Думаю, не стоит посвящать её в наш разговор, - предупредил Илью Ник-Ник, - Она сейчас в таком положении, что волнения ей ни к чему. Женщин вообще беречь положено. А вот сыну потом всё расскажешь. Главное, читать его научи, чтобы думал.
ЗАЯЧЬЕ СЕРДЦЕ
- Особенно непримиримо к проявлению трусости относились спартанцы. Это было частью их национального воспитания. Известен такой случай: у сына, вернувшегося с войны, спартанская женщина обнаружила боевой шрам на спине. Обвинив юношу в трусости, мать сама убила его, - преподаватель, сам далеко не мужественной внешности, выдержал паузу, подчёркивая значимость сказанного, но не заметив в глазах студентов благоговейного внимания, досадливо подвигал губами и продолжил, - Стоит отметить, что у каждого народа трусость всегда считалась позором и никогда не находила сочувствия.
У остроплечего юноши с первого ряда слова лектора вызывают к жизни череду мыслей. Юноша слишком молод, в полосатом пуловере маминой вязки, а мысли его старые, потёртые. Они, словно восставшие зомби, неотвратимо оттесняют собой назидательную лекцию учителя. "Сочувствия не дождёшься. Никогда, ни у кого. Заклеймить, попинать - это у нас всегда, пожалуйста. Понять, влезть в чужую шкуру - это для высокой литературы, ну ещё для любителей пофилософствовать. В жизни никому дела нет до того, кто от рождения боязлив? Разве такой человек виноват, что робость сидит в нём на генетическом уровне. Вон, медицина доказывает это, называя памятью предков. Господь ли, родители наградили, а ему приходится жить с этим..."
Звонок прерывает готовую разыграться депрессию у парня и безуспешные попытки преподавателя хоть что-то донести учащимся. Аудитория тут же наполняется шумом покидающих её студентов. Парень в пуловере встаёт тоже, прячет тетрадь с ручкой в сумку. Неожиданно он получает ощутимый толчок в плечо и слышит:
- Чего кислый, Дрюня?
Он оборачивается. Это Костыль, точнее Костя Ильин, самый ненавистный сокурсник, спортгордость колледжа, здоровенная, примитивная, без единого прыща на роже. На потеху себе и окружающим, он постоянно задевает Андрея.