- Совершенно верно, - подтвердил собеседник. Удивительно, а Андрей до сих пор не знал его имени, - Отобранные кандидаты официально проваливают тест. Это для всех. Мы на разных уровнях поддерживаем эту версию. Пусть думают, что не сдавшие тест - полные лузеры. На самом же деле - мы предлагаем им продолжить обучение на другом уровне, в Институте Управления. Есть у нас там спецкурс для них. Блатота на других специальностях сидит.
- Скажите, тот смартфон среди моих вещей - тоже тест?
- Да, - чиновник кивнул, - обязательный момент. Необходимость проконтролировать Вас в критической ситуации. Какой уровень страха, скорость реакции на изменение ситуации, способность противостоять опасности. Это очень важно. Браслет считывал Ваш пульс, ещё кое-какие параметры. Мы были в курсе.
- Вам не кажется такая проверка подлой? - поморщился Андрей.
- Любая проверка, какие бы цели она не преследовала, несёт в себе толику подлости, потому, что изначально не доверяет испытуемому. Вы - умный человек, отнеситесь к этому философски.
- Согласен, но всё равно обидно, - продолжая кривить губы, признается Андрей.
- Придётся смириться. Проверка на благонадёжность была, есть и будет существовать всегда. Да, она унизительна. Но разве Вам не приходилось хуже?
Ну, что на это возразить? Костыль с его издёвками поступал лучше? По крайней мере, Андрей его уже больше не увидит.
- А родителям моим Вы тоже сообщите, что я провалил тест?
- Зачем? Скажем, что Вас по результатам собеседования пригласили на обучение в престижный институт, уже не колледж. Обычно родителей это радует.
"Неужели, всё-таки бог есть?", - думает Андрей и впервые за вечер улыбается.
СПАСЕНИЕ?
В последнее время старик всё чаще приходил на берег моря, садился на песок, наблюдая закат. В такие минуты его лучше не трогать. Даже любимый сын и тот заработал от него, рискнув расшевелить старика. Хотя, какой он старик, если разобраться? Здоровья на пятерых хватит, троих взрослых сыновей шутя, скопом валит. Разве что борода седая и остатки волос на голове тоже. Посурьми их и будет молодец молодцом. Только не мужское это - волосы красить. Вот для жены и снох - это дело.
"Азазель , забавник, научил, - грустно усмехается старик, - Многому чему ещё, ремёслам всяким.... Где они теперь ангелы небесные? Им первым тогда досталось..."
- Любуешься? - слышится за спиной.
Старик оборачивается, узнаёт подошедшего:
- А, лучезарный..., - как-то вяло приветствует он.
От одежды и кожи того, кто посмел нарушить уединение старика, действительно исходит лёгкое сияние. Как простой человек он присаживается на песок рядом со стариком. Затем набирает горсть песка, медленно ссыпает его сквозь пальцы, переводит взгляд туда, где огромное светило, отбрасывая блистающую дорожку на морской глади, намеревалось сгинуть в большой воде.
- Любуешься? - вновь повторяет сияющий.
Старик, ещё в своих мыслях, не сразу понимает, о чём тот:
- А? Чем?
- Закатом. Действительно завораживающе.
- Да? - рассеянно переспрашивает старик, - Наверное. А ты чего здесь?
- А я теперь часто буду. Получил, так сказать, назначение на Землю, управлять всем этим.
Сияющий образно обводит руками, показывая, что всё вокруг теперь его.
- А-а, - равнодушно тянет старик, - Я уж думал, надо чего ещё? И так, вроде всё сделал, как говорили.
- Мне пока не надо, - улыбается лучезарный собеседник, - Я просто передать известие. Отец просил сказать, что не будет больше топить землю. Он слово даёт.
Старик кивает в ответ:
- И больше ничего?
- Больше ничего.
Они какое-то время молчат, наблюдая за светилом, которое всё ниже склоняется к горизонту. Наконец огненный диск касается воды. И там, где солнце начинает тонуть, море, должно быть, закипает, шипит от боли паром. "Так солнце казнит воду, разом, сгубившую всё живое на земле!" - в который раз приходит на ум старику, - мысль не новая, прижитая, как и следующая за ней, - Утром оно взойдёт, с другой стороны. Разве это не чудо? Тонет и не погибает. Или твердь небесная не касается тверди земной?" А вот это первое сомнение за много лет. Старик даже пошевелился от неожиданности. Бред какой. Вон там, на горизонте они соединяются. "Или нет? Спросить у Лучезарного? Он оттуда, он всё знает".
Вместо этого старик неожиданно справляется о другом:
- Он переживает?
Теперь уже кивает небесный житель:
- А ты как думаешь? Сотворить всё своими руками и затем уничтожить. Труды, надежды - всё насмарку. Авторитету, кстати, тоже не полезно. Конечно, ОН переживает.
- Переживает, - эхом повторяет старик, - Значит, не я один. Порой мне кажется, что лучше было погибнуть со всеми, чем пережить подобное. Зачем огород городить с ковчегом этим, с животными? Раз надо - стёр бы всё с лица земли, а потом заново создал....
- А дети? - поворачивается к нему Сияющий. Диалог со стариком забавляет его, губы еле сдерживают улыбку, - Твои дети? Их тоже следовало утопить?
- Ну, их-то зачем? - тушуется старик, - Пусть они бы и жили.
- Не твои ли сыновья первыми ворчали, что потакают твоим чудачествам, помогая строить ковчег вдали от воды? А? Ты, только ты безоговорочно поверил словам всевышнего о потопе. Остальные лишь смеялись. Им никто не запрещал строить тоже. Не стали и получили своё. Не сомневайся - ты больше других достоин жить.
Старик бурчит что-то невнятное.
- Не тебе роптать! - повышает голос небесный гость, - Почему вы, люди, такие неблагодарные? Остался цел - живи и радуйся, восславляй всевышнего. Что ещё надо? Тебя, да Адама помнить будут вечно. Ной - тот, кто от потопа спасся! Ной - праведник. Ной - тот, кто продолжил род человеческий! Если не благодарность от потомков, то слава на века. Чувствуешь значимость.
- Не всё равно, будут помнить или забудут? Никто и не задумается, что мне тогда пришлось пережить. Как только вода начала всё заливать, топить, люди опомнились, прибежали к ковчегу. Их голоса до сих пор не дают мне спать. Они стучат, стучат в переборку, кричат, умоляют впустить. Но всех не забрать. Понимаешь, не забрать! А среди них соседи, с которыми жил бок о бок десятилетиями, друзья, родственники дальние. Теперь я понимаю, почему ОН приказал мне сделать ковчег с запором изнутри, - глаза старика наполняются слезами, - Их там топит, а я ничем им помочь не могу. Не могу!
Светящийся с любопытством разглядывает старика, готового разрыдаться.
- А дети? Жена, снохи как? - спрашивает он, - Их тоже беспокоят воспоминания? Видел их тут, ничего себе, весёлые. Их, похоже, призраки прошлого не тревожат.
- Я заткнул им уши паклей. Они не слышали всего того, что довелось мне. Веришь, те, что снаружи ещё день и ночь цеплялись за ковчег, пока не обессилели и тоже не утонули. Никто не спасся. Я видел крохотный плот, на котором лежали тела матери и ребёнка. Будь они живы, я бы бросил им верёвку, вытянул их. От двух лишних душ ковчег бы не перевернулся. И совесть моя осталась бы, чиста. Хоть двоих бы я спас. Но они уже были мертвы. Та женщина и ребёнок тоже по сей день стоят у меня перед глазами. Скажи, как жить с этим?
- Понимаю тебя, - успокаивая, положил руку на плечо старику собеседник, - Я тоже видел это.
- Что ты видел со своей высоты? Что ты слышал? А для меня это было рядом. И всё это осталось у меня здесь, здесь, - старик ударил себя ладонью по голове, - и никак не желает выходить. Я уже не могу жить с этим.
- У меня есть чем помочь тебе, - сияющий сунул руку под складки своего одеяния и достал оттуда зелёную палочку с корешком, - Возьми. Это виноградная лоза. Посади её, и как появятся ягоды, выжми их и дай соку слегка перебродить. Пей его, и голоса в голове перестанут беспокоить тебя. Отдаю с условием.
- Каким? - старик принял от него саженец.
- Если будут спрашивать, откуда лоза, не говори, что я дал тебе.
- А кто будет спрашивать?
- Неважно, главное - не говори.