Сегодня утром, подумал я. О господи, неужели это было только сегодня утром! Я попытался мысленно вернуться назад, и мне показалось, что с тех пор прошла тысяча лет. Нет, это не могло произойти сегодня утром.
Я сделал несколько шагов по дороге и остановился на обочине. Провел рукой по корпусу винтовки, пытаясь стереть эту липкую гадость. Но она не стиралась. Ладонь только скользила по клейкой поверхности.
Через несколько секунд из-за поворота появится машина, идущая, вероятно, на большой скорости. И выстрелить я должен мгновенно и почти наугад, потому что буду стрелять в темноте.
А вдруг окажется, что это обычная машина, обычная человеческая машина, в которой сидят настоящие человеческие существа из плоти и крови? Что, если они вовсе не преследуют нас, а по какой-то странной случайности едут по тому же маршруту, который я избрал, чтобы от них отделаться?
При этой мысли у меня взмокло под мышками и по ребрам побежали горячие струйки пота.
Нет, это исключено, подумал я. Я кружил без цели, я сделал несчетное число поворотов, и ни в одном из них не было ни капли смысла. И тем не менее одноглазая машина неизменно сворачивала вслед за нами.
В этом месте дорога изгибалась как раз на вершине невысокого холма и потом вилась по его склону. Когда машина выскочит из-за поворота, ее силуэт на миг возникнет на фоне более светлого неба, и в этот самый момент я должен буду выстрелить.
Я приподнял винтовку и почувствовал, что у меня дрожат руки — самое скверное, что могло сейчас случиться. Опустив винтовку на землю, я попытался совладать с собой и унять эту дрожь, но тщетно.
Я попробовал еще раз. И в то самое мгновение, когда я поднял винтовку, из-за поворота вылетела машина, и я увидел такое, что дрожь мою как рукой сняло: я точно прирос к месту и обрел твердость скалы.
Я выстрелил, щелкнул затвором, снова выстрелил и еще раз передвинул затвор, но третий выстрел уже не понадобился. Машина, потеряв управление, опрокинулась на бок и кувырком покатилась вниз по склону холма, с треском ломая кустарник и ударяясь о деревья. И пока она так катилась, свет единственной, каким-то чудом уцелевшей фары несколько раз обмахнул небо, точно луч прожектора.
Потом этот свет погас, и снова наступила тишина. Треск и грохот падения полностью стихли.
Я опустил винтовку и, не снимая пальца со спускового крючка, вернул затвор на место.
Только теперь я выпустил из легких воздух и сделал глубокий вдох.
Эта машина не имела никакого отношения к людям; в ней не было человеческих существ.
Когда она выскочила из-за поворота и перед моими глазами на секунду возник ее силуэт, за этот краткий миг я успел заметить, что единственная зажженная фара находилась не справа или слева от радиатора, а в самом центре ветрового стекла.
22
Когда мы подъехали к хижине, оказалось, что перед ней в маленьком дворике стоит какая-то машина.
— Как это понимать? — спросил я, ни к кому не обращаясь.
— У Кэрлтона есть какие-нибудь знакомые, которым он мог бы временно уступить хижину? — спросила Джой.
— Насколько я знаю, нет, — ответил я.
Я вылез из машины, обогнул ее и остановился.
Ветер раскачивал низкорослые сосны, и они отзывались тихим скрипом. У берега посмеивались волны, и — тук-тук — слышалось ритмичное постукивание: это мягко ударялась о причал лодка Стирлинга.
Джой и Пес вышли из машины и стали рядом со мной. Я не выключил мотора, и хижина была залита светом фар. Дверь домика отворилась, на пороге показался какой-то мужчина, Видно, он одевался второпях, потому что, выходя, застегивал пряжку пояса. Он постоял немного, поглядел на нас, потом медленно спустился с невысокого крылечка. На нем были пижамная куртка и шлепанцы.
Мы ждали, не трогаясь с места, пока он неуверенно шел к нам через двор, щурясь от света фар. Вероятно, ему было не больше сорока пяти — сорока семи лет, но выглядел он значительно старше. Лицо его заросло густой щетиной, и во все стороны торчали космы нечесаных волос.
— Вы кого-нибудь ищете, братцы? — спросил он.
Он остановился футах в шести, всматриваясь в нас, но его слепил бивший в глаза свет.
— Мы приехали переночевать, — сказал я. — Мы ведь не знали, что место уже занято.
— Выходит, это ваш дом, мистер?
— Нет, он принадлежит моему другу.
Человек судорожно глотнул. Я видел, как дернулся его кадык.
— Ясное дело, мы тут расположились не по праву, — произнес он. — Взяли да и въехали. В доме-то ведь никто не живет.
— Так вот, ни у кого не спросясь, и въехали?
— Послушайте, — сказал тот, — неохота мне с вами ссориться, Мы, конечно, могли бы занять другой домишко — их здесь много понатыкано, — да так уж получилось, что подвернулся нам этот. Ну, некуда нам было деваться, а тут еще хозяйка моя расхворалась. Не иначе как с горя. Раньше-то она у меня никогда не болела.
— А как это получилось, что вам негде жить?
— Я остался без работы, другой не нашлось, а потом и дом потеряли. Банк распорядился нас выселить за неуплату. И шериф выбросил нас на улицу. Сам-то шериф не хотел этого — служба заставила. Очень он переживал, да что ж тут поделаешь.
— А что за народ в банке?
— Все какие-то новые люди, — ответил он. — Явились невесть откуда и купили банк. А вот те, что там раньше были, они бы нас не выселили. Они-то еще подождали бы.
— И помещение, в котором вы работали, тоже купили какие-то никому не известные люди, — заметил я,
Он удивленно взглянул на меня.
— А вы-то откуда знаете? — спросил он.
— Сам догадался, — ответил я.
— У меня была скобяная лавка, — объяснил он. — Совсем близко отсюда, при дороге. Рядом с заправочной станцией, что работает круглые сутки. Больше шло спортивное снаряжение. Охотничья и рыболовная снасть да еще наживка. Дело не шибко выгодное. Доход был невелик, но концы с концами сводили.
Я промолчал. Мне нечего было ему сказать.
— Вы уж извините меня за замок, — проговорил он. — Нам ведь пришлось взломать дверь с черного хода. Если б мы нашли незапертый дом, в него бы мы и въехали. Так ведь они все под замком.
— Одно из окон спальни не заперто, — сказал я. — Рама, правда, заедает, но, если поднатужиться, ее можно поднять. Стирлинг никогда не запирает это окно на задвижку, чтобы его друзья могли попасть в дом, когда им вздумается сюда нагрянуть. Чтобы достать до окна, нужно влезть на какой-нибудь деревянный чурбан или камень, но все равно проникнуть в дом совсем не сложно.
— А этот Стирлинг — он что, хозяин?
Я кивнул.
— Тогда скажите ему, что мы просим у него прощения. За то, что самовольно вселились, и за сломанный замок. Пойду разбужу своих, и мы живо отсюда выкатимся.
— Нет, нет, — сказал я, — оставайтесь. Вот если б у вас нашлось, где устроить на ночлег даму — ей неплохо бы немного вздремнуть.
— Обо мне не беспокойся, — сказала Джой, — Я могу поспать и в машине.
— Вы ведь озябнете, — возразил тот. — В эту пору на улице уже холодновато.
— Тогда можно постелить на пол одеяла. Нас это вполне устроит.
— Скажите, — спросил наш новый знакомый, — почему вы на меня не осерчали?
— Приятель, — произнес я, — сейчас не время злобствовать друг на друга. Наступил момент, когда люди должны действовать заодно и заботиться друг о друге. Теперь нам нужно держаться вместе.
Несколько растерявшись, он с подозрением взглянул на меня.
— Вы, часом, не проповедник? — спросил он.
— Нет, я не проповедник, — успокоил я его и повернулся к Джой.
— Хочу подъехать к заправочной станции и позвонить Стирлингу, — сказал я. — Сообщить, что у нас все в порядке. Может, он там сидит и ждет нашего возвращения.
— А я пока пойду в дом, прикину, как вас устроить на ночь, — сказал этот человек. — Мы можем и уехать, только дайте команду.
— Об этом и речи быть не может, — сказал я.
Мы сели в машину, и я развернулся. Он не двинулся с места, провожая нас глазами.