— Ну как, пошли, что ли? — спросил Лиггет.
— О, конечно, — согласился я.
Я взял Джой за руку — ее бил озноб, но внешне это не было заметно; я почувствовал это только, когда прикоснулся к ней.
— Успокойся, девочка, — сказал я. — Лейтенант только возьмет показания, и все.
— С вас обоих, — уточнил Лиггет.
— И с собаки тоже? — спросил я.
Он оскорбился. Я понял это по его виду. Черт дернул меня за язык.
Мы направились к двери. Когда мы уже подошли к самому дорогу, раздался голос Джо:
— Ты уверен, Паркер, что тебе нечего передать со мной Старику?
Я быстро обернулся — лицом к нему и лейтенанту — и одарил их обоих улыбкой.
— Ни полслова, — отчеканил я.
Мы вышли в коридор: Джо шел за нами, а сыщик замыкал шествие. Он захлопнул за собой дверь, и я услышал, как щелкнул замок.
— Поезжайте в центр, — сказал Лиггет, — К полицейскому управлению. А я следом за вами, в своей машине.
— Благодарю, — сказал я.
Мы спустились по лестнице и, выйдя из парадного, сошли по ступенькам на тротуар.
— Пес, — шепнула мне Джой.
— Я заткну ему глотку, — успокоил я ее.
А как же иначе? На какое-то время он должен превратиться в самого обыкновенного добродушного нечленораздельно ворчащего пса. Неприятностей хватало и без его разглагольствований.
Но мы напрасно беспокоились.
Заднее сиденье пустовало. Пса и след простыл.
24
Лейтенант провел нас в какую-то комнатушку, чуть побольше каморки, и оставил одних.
— Я на минутку, — бросил он, уходя.
В комнате стояли небольшой стол и несколько неудобных стульев. Она была какой-то безликой, холодной, и в ней гнетуще пахло плесенью.
Джой взглянула на меня, и я понял, что ей страшно, но она изо всех сил храбрится.
— Что ж теперь делать? — спросила она.
— Понятия не имею, — ответил я, И добавил: — Прости, что я впутал тебя в эту историю.
— Но мы ведь не сделали ничего дурного, — возразила она.
В этом- то и крылась вся нелепость создавшейся ситуации. Мы не сделали ничего дурного, а вместе с тем завязли по уши, и хотя могли вполне обоснованно объяснить все события, таким объяснениям никто не поверит.
— Я бы не отказалась хлебнуть чего-нибудь покрепче, — сказала Джой.
Наши желания совпадали, но я промолчал.
Мы все сидели и сидели, а секунды тащились, еле волоча ноги; разговор не клеился, и было очень муторно.
Сгорбившись, я сидел на стуле и думал о Кэрлтоне Стирлинге, о том, каким он был замечательным парнем и как мне будет не хватать моих набегов на лабораторию, когда я неожиданно врывался к нему, наблюдал, как он работает, и слушал его рассуждения.
Должно быть, Джой думала о том же, потому что она вдруг спросила:
— Ты считаешь, что его кто-то убил?
— Не кто-то, — поправил я. — Что-то. Я не сомневался, что его прикончили те самые существа, которых я принес ему в полиэтиленовом мешке. Я переступил дорог лаборатории, неся смерть одному из своих самых близких друзей.
— Ты казнишь себя, — произнесла Джой. — Брось, тут нет твоей вины. Откуда ты мог знать?
Что правда, то правда, знать мне было неоткуда, но это служило слабым утешением.
Открылась дверь, и в комнату вошел Старик. Один, без сопровождения.
— Поехали, — сказал он. — Все улажено. Вы здесь больше никому не нужны.
Мы встали и направились к двери.
Я смотрел на него с некоторым замешательством. Он коротко хохотнул.
— Я не нажимал ни на какие тайные пружины, — проговорил он. — Не использовал ни капли влияния. Ни на кого не давил.
— Тогда в чем же дело?
— В заключении медицинского эксперта, — сказал он. — Причиной смерти признан приступ стенокардии.
— Но ведь у Стирлинга было здоровое сердце, — возразил я.
— Видишь ли, им больше не за что было уцепиться. А они ведь обязаны дать какое-то заключение.
— Давайте переменим обстановку, — попросила Джой. — Это помещение действует мне на нервы.
— Поедем в редакцию, — сказал Старик, обращаясь ко мне, — и опрокинем по стаканчику. Мне нужно обсудить с тобой парочку вопросов. Вы с нами, Джой, или вам не терпится вернуться домой?
Джой вздрогнула.
— Я поеду с вами, — поспешно ответила она.
Я сразу понял, почему она так встревожилась. Ей до смерти не хотелось возвращаться в тот дом и слушать, как копошатся во дворе эти твари, слышать их возню, даже если их уже там нет.
— Посадите к себе Джой, — сказал я Старику, — а я поведу ее машину.
Выйдя из участка, мы едва перебросились несколькими словами. Я ожидал, что Старик начнет расспрашивать меня о взрыве машины, да и не только об этом, но он почти не открывал рта.
Он не разговорился даже в лифте, когда мы поднимались на его этаж. Войдя в свой кабинет, он прямым ходом направился к шкафчику с напитками и достал бутылки.
— Тебе виски, Паркер, — вспомнил он. — А что вам, Джой?
— То же самое, — ответила она.
Он наполнил стаканы и подал их нам. Потом, вместо того чтобы усесться за свой письменный стол, опустился на стул рядом с нами. Вероятно, этим он хотел дать нам понять, что сейчас он с нами на равных — не босс, а такой же, как и мы, рядовой сотрудник газеты. Подчас он доходил до смешного, стараясь продемонстрировать свою скромность, но бывали, конечно, времена, когда скромностью от него и не пахло.
Он явно хотел о чем-то поговорить со мной, но все никак не решался начать. А я не пошел ему навстречу. Сидел спокойно, потягивая виски: пусть-ка сам выкручивается как может. Интересно, подумал я, что именно ему известно, и имеет ли он хоть малейшее представление о том, что сейчас творится на свете.
И вдруг меня осенило, что в заключении судебно-медицинской экспертизы, возможно, и речи не было ни о каком приступе стенокардии, что Старик оказал на полицию немалое давление и бился он за нас по той простой причине, что понял — или предположил, — что мне кое-что известно и эти сведения могут оказаться для него достаточно ценными, чтобы ради них вызволить меня из полиции.
— Ну и денек, — проговорил он.
Я согласился, что день выдался нелегкий.
Он промямлил что-то о тупости полицейских, и я, утвердительно хмыкнув, дал понять, что придерживаюсь того же мнения.
Наконец он таки взял быка за рога.
— Паркер, — произнес он, — ты разнюхал что-то очень важное.
— Вполне возможно, — отозвался я. — Только не знаю, что вы имеете в виду.
— Наверное, до такой степени важное, что кое-кто был бы не прочь отправить тебя на тот свет.
— Кто-то и впрямь пытался, — согласился я.
— Можешь мне довериться, — про ворковал он. — Если нужно сохранить это в тайне, я помогу тебе.
— Я пока ничего не могу вам сказать, — произнес я. — Потому что, стоит мне об этом заговорить, вы решите, что я не в своем уме. Вы не поверите ни одному моему слову. Эти сведения таковы, что я смогу сообщить их кому-нибудь только после того, как раздобуду побольше доказательств.
Он изобразил на лице изумление.
— Так вот, значит, насколько это серьезно, — протянул он.
— Именно настолько, — подтвердил я.
У меня язык чесался все ему рассказать. Я жаждал с кем-нибудь поделиться. Изнемогал от желания разделить с кем-нибудь свою тревогу и страх, но только с тем, кто охотно мне поверит и с той же охотой попытается принять какие-то меры против надвигающейся опасности.
— Босс, — сказал я, — вы можете побороть в себе неверие? Можете поручиться, что готовы признать хотя бы возможность всего того, о чем я вам расскажу?
— А ты меня испытай, — предложил он.
— К черту, этого мне недостаточно.
— Ну, ладно, тогда по рукам.
— Как бы вы отреагировали, если б я сказал, что на Земле сейчас находятся пришельцы с какой-то далекой звезды и эти пришельцы скупают Землю?
— Я бы счел тебя душевнобольным, — ледяным тоном ответил он.
Он принял это за неуместную шутку.
Я встал и поставил стакан на письменный стол.