В темноте чиновник от санитарии промолвил:
— Да. Пойдемте.
Мистер А. канул в пуховую тьму. Черную, безвозвратную. Он слышал, что его пересохшие губы, не переставая, твердят все ту же мысль, а его престарелое сердце перестало стучать и похолодело в груди.
— Requiescat in pace.
Ему чудилось, что он замуровывает себя в стену бессчетным количеством книг-кирпичей.
Ради всего святого, Монтрезор!
Да! Ради всего святого!
Он провалился в рыхлую тьму и, прежде чем все почернело и пропало, слышал, как его пересохшие губы шепчут одну-единственную мысль, а его сердце прекратило беззаконное действие в его груди.
— Requiescat in pace! Покойся с миром!
1947