– А здесь славно, – сказал он. – Так тихо!
Боб немного смутился, будто раскрыт его тайный порок, но отозвался:
– Мне нравится.
– И, похоже, ты помешан на книгах.
– Пожалуй.
– А я вот все подумываю добраться до книг, но жизнь меня отвлекает.
– Ну, со мной все ровно наоборот, – сказал Боб, подумав, что вышла неплохая острота, но качество ее не вызвало комментария. – А чем ты занимаешься? – спросил он Итана.
– Да, в общем, ничем. Отец часто спрашивал меня: “Чем ты думаешь заработать себе на жизнь, Итан?” И я отвечал: “Не знаю, папа”. И ведь не лгал – как тогда не знал, так и теперь не знаю.
– Ты вообще работаешь где-нибудь?
– Я где только не работал, Боб, спасибо, что спрашиваешь. Но ни одна из работ не заинтересовала меня надолго, а сейчас я в лучшей точке своей безработицы.
– Чем же она хороша?
– Тем, что только еще началась, и несколько месяцев мне не нужно думать о том, что когда-то она закончится.
– А чем занимаешься в свободное время?
– Дурачусь и влипаю во всякие переделки. – Он пожал плечами. – Мне двадцать четыре, не время ломать себе голову.
– И мне двадцать четыре, – сказал Боб.
– Ты не выглядишь на двадцать четыре.
– И не чувствую тоже.
Итан решил, что побудет еще в библиотеке и спросил, что бы ему почитать, скоротать время, пока он здесь. Боб, про себя усмехнувшись, дал ему “Преступление и наказание”.
– О чем это? – спросил Итан.
– Вот как раз об этих вещах.
Итан пожал плечами, вздохнул, уселся за пустой столик и открыл книгу на первой странице.
В восемь тридцать Боб отпер входные двери. Все утро шел дождь, посетителей было мало. Итан сидел над Достоевским, время от времени поглядывая в окно, стоит ли белый пикап, и тот был на месте. За обедом они разделили сэндвич Боба. Боб спросил Итана, что тот думает о книге, и Итан сказал:
– Сначала было неинтересно, а теперь не могу оторваться. Но почему у них у всех по два имени?
После сэндвича они сидели и курили в комнате отдыха. Итан сказал:
– Я тут вот что подумал. Может, тебе сходить постучаться в мою дверь?
– Зачем?
– Посмотреть, как оно там.
– А что, у тебя представление о том, как оно там, не такое ясное, как у меня?
– Да, но ты мог бы поговорить с этим типом, прикинуть, долго ли он намерен еще там торчать, понимаешь?
Боб сам удивился, что принял эту идею всерьез, но в утренней истории с Итаном было нечто, помимо того, как тот подошел к ситуации, что и Боба подвигло на столь же легкое отношение. Он забавлялся, и это было так непривычно, что непреодолимо захотелось продолжить.
Боб стал натягивать пальто, и тут Итан встревожился.
– Как бы он тебя, чего доброго, не убил, – сказал он.
– Зачем ему меня убивать, – отмахнулся Боб, неожиданно для себя вступаясь за навязанный ему план.
– Это мы так думаем. Но что, если его механизм засбоило и ему вздумается убить ради убийства?
Боб сказал, что, по его мнению, это маловероятно. Стал бы человек прятаться в пустой квартире, если бы вообще хотел убивать? Сочтя аргумент разумным, Итан пожелал Бобу удачи, здоровья и скорейшего возвращения.
Боб перешел улицу, поднялся по лестнице и постучал в дверь. Та распахнулась. На пороге стоял мужчина лет сорока, с блестящим, высоко взбитым коком, остекленелыми глазами и таким выражением на лице, словно его веселит хвороба, которая постигла его и до того еще ни с кем не случалась. Он был в рубашке, но распахнутой и не заправленной в брюки, так что наружу шаром торчал огромный голый живот, в красных пятнах и упругий на вид, словно надутый. Боб сразу решил про себя, что мужик сумасшедший и жуткий и что причинить ему боль будет непросто.
Пожелав доброго утра, Боб осведомился, дома ли Итан; мужчина ответил абсурдно высоким, клоунским голосом:
– Нет, сейчас его нет!
– А вы знаете, где он? – спросил Боб.
– Нет, не знаю!
– Но вы ждете его, так что, видимо, он скоро должен прийти?
Мужчина помрачнел.
– Ну, – сказал он, – насколько я понимаю, в какой-то момент ему придется прийти, разве не так?
– Да, я думаю, что вы правы, – сказал Боб, стараясь разглядеть через плечо мужчины, в каком состоянии квартира Итана, нет ли признаков порчи и разрушений, и тут приметил коротенький, тупорылый черный пистолет, который лежал на журнальном столике. Боб, велев себе не пялиться на пистолет, сразу же обнаружил, что не в силах не пялиться. И мужчина, проследив направление его взгляда, теперь тоже смотрел на пистолет. Физиономия его озарилась каким-то мрачным весельем, и он покивал, словно подтверждая присутствие оружия.
– Я бы пригласил вас войти и подождать, – сказал он, – но не думаю, что я вправе!