Он допил свое вино, встал, поблагодарил собравшихся и, сославшись на утомление, с непривычки вызванное непредвиденным, но чрезвычайно приятным ужином в отличной компании, удалился.
Вослед ему Элис спросила, нельзя ли ей тоже уйти, поскольку она договорилась с подругой сходить в кино. Мистер Мор сказал, что для молодой леди важно держать свое слово, но поинтересовался, в должной ли мере она в последние дни отдыхала. Элис возразила на это, что молодым отдых почти что совсем не нужен, и привела мнение врача, которого слышала по радио, что лишение сна, в разумных пределах, способствует восстановлению сил. Мистер Мор сказал, что на веру он такого не примет, но в целом гибкий ум Элис его восхищает; она поблагодарила его и ушла.
Ида спросила мистера Мора, как насчет кофе, поскольку они с Джун намерены репетировать до поздней ночи, и мистер Мор, выразив полную готовность, ушел на кухню и вскоре вернулся с кофейником и чашками на подносе. Он налил одну чашку, затем другую, а Джун и Ида наблюдали за ним с явной симпатией.
– Как случилось, что вы потеряли руку, мистер Мор? – спросила Ида.
– В Первую мировую войну, Ида, – ответил он, передавая ей кофе. – Но вам ведь это известно, не так ли?
– Должно быть известно, и все же я не могу не думать об этом. Каково это, потерять руку.
– Да, тяжко, – сказал мистер Мор.
– Могу я спросить, это была ваша рабочая рука? – вступила в разговор Джун.
– В любом случае, неплохая. Думаю, суть в том, что стоит им отнять тебе руку, как ты не можешь уже не думать о ней иначе, чем как о лучшей руке в мире.
– Как вы думаете, куда они ее дели? – спросила Ида.
– Не знаю. Зарыли, надо полагать, в какой-нибудь яме. И не думаю, что мне хотелось бы ее возвернуть. Что бы я с ней делал? Укачивал, как дитя? Пеленал? – Он изобразил лицом смешливое подозрение. – Слушайте, я надеюсь, наш разговор не скатится к пацифизму?
– Я и пацифизм?! – Ида откинулась на спинку стула. – Честно, мистер Мор, как вы могли такое подумать? Будто не знаете, какая ярость бурлит во мне!
Мистер Мор покачал головой:
– Сдается мне, вы мудрите, милая Ида.
– Насчет мудрости спорить не стану, – сказала она.
– А что вы думаете о наших текущих тревогах, мистер Мор? – спросила Джун.
– О каких именно тревогах ведете вы речь?
– О Второй мировой войне.
– Я думаю, что стоять в холодной тени флага любой страны – небезопасное дело, вот что я думаю. – Мистер Мор принялся собирать грязные тарелки. – А теперь, почему бы вам не забрать кофе с собой и не приступить к репетициям?
– Можно мы вам поможем с посудой? – спросила Ида.
– Нет, нельзя.
– Вы уверены? – сказала Джун. – Мы правда рады помочь.
– Нет, нет. У вас своей работы хватает, и, по чести сказать, я вступил в тот период жизни, когда посуду мыть в радость, причем в одиночку. Не удивительно ли, если учесть, с какой страстью я ненавидел это занятие раньше; но в последнее время стал находить, что это отличный способ провести время. Что бы это могло означать?
Боб почти что заснул сидя; мистер Мор под столом легонько наступил ему на ногу и сказал:
– Когда-нибудь, Боб, когда ты станешь таким же умудренным летами, как я сейчас, и вдруг обнаружишь, что тебе в радость складывать выстиранное белье или стричь газон, вспомни, что твой давно ушедший друг Лесли Мор завещал тебе принимать всякое счастье, что встретится на твоем пути, в любом виде и в любой форме.
– Ладно, – сказал Боб.
– Потому что дурак тот, кто противится своему счастью, тогда как мудрец радуется любому, что есть, раз уж оно объявилось.