— Говорю тебе. Я не просто схожу к заведующей, когда она вернется из отпуска, я потребую, чтобы эту Волчкову с абонемента убрали. С такой недовольной физиономией нельзя работать с читателями. Нельзя! И дело не только в физиономии. — Рита подумала, в чем же еще дело, и, придумав, уверенно продолжила: — Из нее просто прет отрицательная энергия. Понимаешь?
Сев на их общий с Леной Зориной конек — энергию, Рита была уверена, что теперь-то подруга ее поймет. Подруга, казалось, поняла: «Конечно. Таких нельзя к людям выпускать», — но тут же сказала:
— Но с чего ты взяла, что заведующая тебя прямо так и послушает? Может, у них больше некому на абонементе работать?
Лена всегда сомневалась в том, что можно что-то изменить в этой жизни, но Ритины способности были ей известны. И она добавила:
— А может — ну ее, эту бабу! Пусть живет. Ты и так ее здорово.
— Нет, не пусть. Не пусть. Не будет она там работать. Я сказала. Пусть в каталогах роется, а не читателям настроение портит.
Лена что-то погрустнела. «Жалеет эту стерву, — подумала Рита. — А меня, значит, не жалко. А читателей, значит, тоже?» Ну уж нет, теперь и Лене Зориной надо доказать, что она, Рита, слов на ветер не бросает. И как истинный Стрелец, борец за справедливость, пойдет до конца.
Когда Рита пришла в библиотеку, чтобы сдать книгу, заведующая из отпуска еще не вышла. А вот библиотекарша Волчкова была на месте. Риту она, видимо, забыла и злых маленьких глазок на нее не подняла. Может, в этот раз они, глазки то есть, были не такие маленькие и не такие злые, но Рита эту мысль отмела, понимая, что она может помешать ей в осуществлении… Чего? Мести? Нет, ни в коем случае! Суда. Справедливого суда.
Через две недели Рита позвонила в библиотеку, узнала, что заведующая вышла на работу, и поехала туда, никому ничего не сказав. Вот добьется того, что задумала, тогда можно будет и рассказать. В первую очередь Лене, конечно. Саше тоже, разумеется. Ну и вообще всем.
Зав. библиотекой Нина Константиновна Кольцова выглядела очень интеллигентно. Высокий умный лоб, дорогие очки в тонкой оправе, строгий светлый костюм. И необыкновенно приятный низкий голос.
— Я вас слушаю.
Рита испугалась, что она собьется в своем рассказе на эмоции, не сможет выглядеть такой же интеллигентной, какой ей показалась заведующая. Поэтому она выдержала паузу, подумала, что нужно быть очень немногословной, и только потом изложила суть дела. Спокойно. Не спеша. Но и не затягивая рассказа.
Нина Константиновна Кольцова внимательно выслушала и сказала:
— Благодарю вас, Маргарита Александровна, за ваш сигнал, за то, что вы болеете душой за общее дело. Я приму все меры к тому, чтобы подобное в нашей библиотеке никогда не повторилось. Еще раз спасибо.
Было понятно, что разговор окончен. И было странно, что ничего не надо доказывать. Рите даже стало обидно, что все ее заготовленные для убеждения заведующей веские аргументы остались невостребованными. И самого-то главного она не сказала. Не сказала, что Волчкова (в разговоре она называла ее Мариной Васильевной, узнав заранее имя-отчество) не должна работать на абонементе. Ведь это главная цель ее прихода сюда. Не просто пожаловаться. А добиться! Добиться, чтобы Волчкову к читателям близко не подпускали. И вот добиваться ничего не получилось — разговор окончен. Ну уж нет! Так она не уйдет.
— Нина Константиновна, простите. А… Вы сказали о мерах. Я могла бы узнать, какие это будут меры? — спросила Рита, постаравшись придать голосу учтивость и одновременно твердость.
— Ну, наверное, лишим премии, — неуверенно ответила заведующая.
— Я полагаю, что премий сейчас у вас и так не платят. Не правда ли?
Рита уже поняла, что победа будет за ней, и смотрела в глаза заведующей. Прямо. Строго. Требовательно. Та, смешавшись окончательно и сразу потеряв в Ритиных глазах значительность, которая казалась незыблемой еще несколько минут назад, неуверенно сказала:
— Может быть, перевести Марину Васильевну с абонемента на внутреннюю работу с каталогами… — Потом, все-таки собравшись, продолжила уже спокойно: — Маргарита Александровна, согласитесь, не могу же я уволить человека, которому осталось до пенсии два года.
— Конечно, конечно, — заторопилась Рита (все получилось как она хотела!). — Вполне достаточно перевести.
Она вышла на улицу не просто удовлетворенной — а совершенно счастливой.
Лена Зорина, выслушав Риту, сказала: «Кто бы сомневался». А Саша напряженно спросил: «И охота было тебе?»
Остаток лета тянулся ужасно долго. Рита ездила к свекрови на дачу. Привозила оттуда бесконечные сумки с огурцами-помидорами и консервировала-закручивала бесконечные банки. Накрутила бог знает сколько — а лето все не кончалось. Но учебный год никуда не делся и все-таки начался. Рита вошла в него в отличие от коллег с удовольствием и радостью. На кафедре ныли о том, как быстро пролетело лето, как не хочется работать. Маргарита Александровна поднывала всем, чтоб не выглядеть белой вороной. А сама думала: «Господи, наконец-то».