— Дальше… дотянул до девятого кое-как, завалил экзамены… А тут как раз у нас установили библиовизор.
— Ну?
Павел не выдержал и засмеялся.
— И в его дурную башку пришла идея: он прожил учебник геометрии!
Олег заржал:
— И за кого прожил? За косинус?
Я тоже хихикнула. Но почему-то мне было не очень смешно.
— Ты что, забыл — в библиовизоре ты живёшь за неназванного персонажа.
— А-а… за дедушку косинуса? — дурашливо догадался Олег.
— Нет, не за дедушку, — Павел нахмурился и одним глотком допил остывший чай. — После этой истории ему пришлось взять академический, родители отправили его в спец… как бы это сказать… санаторий, поправить здоровье… — Олег прыснул. — Зато через год… Экзамены он сдал, конечно. Да только теперь в школе ему скучно — повадился в наш универ, на кафедру математики.
— Дедушку косинуса искать… — Олег рыдал от смеха.
— Можно и так сказать. Представляешь, прожить жизнь — если можно так выразиться — некоего математического понятия, которое само собой разумеется, но ни разу не называется в учебнике геометрии? Причём не просто учебнике. Этот умник притащил тогда полный курс, представляете?
— И что дальше?
— Ваша математичка…
— Лариса Матвеевна?
— Да, Лариса Матвеевна, — стонет от его выходок. Зато Яков Иваныч — ну, профессор университетский, — в восторге. А статьи Бердина печатаются в "Общих вопросах математики" и в "Математической кибернетике".
Возвращались молча. Болтать не хотелось.
— Значит, на что-то он годится, этот библиовизор, — вздохнул Олег.
— Что, тоже хочешь попробовать? — вяло подколола я. — Слабо прожить экономическую географию?
— Да? Что я забыл в этом… спецсанатории?
Я не нашлась, что ответить, и до самой школы мы опять молчали.
Обычно мы возвращаемся домой напрямик, через школьный двор. Во-первых, срезается угол, и не приходится тащиться по разбитой, слякотной дороге, уворачиваясь от проносящихся мимо машин — это во-вторых. Нужно только пересечь наискосок школьный двор — "школку", пролезть через дырку в заборе — а там и мой дом. Олегу тоже рукой подать, его замызганная пятиэтажка — через двор, от моего подъезда налево.
И сегодня отправились привычной дорогой. Олег, сколько помню, всегда был на голову ниже меня. А этим летом неожиданно вытянулся, из рыжего колобка превратился в не менее рыжего верзилу. В дырке он чуть не застрял. Пришлось пропихивать. Так ему и надо — девочек надо пропускать!
— Эгей! Так вот он где, этот лаз! Спасибо, ребятки, уважили! А то всё лето искал…
— Здрасьте, Геннадий Алексеич! — я смутилась.
— И тебе здрасьте! Кто это там маячит, рыжий такой? А-а, это ты, Полумов?
— Здрасьте…
— Вот я и говорю… Давно собирался заделать этот лаз, чтоб неповадно было, да никак уследить не мог, где ж вы его проделали… — Геннадий Алексеевич раздвинул полуголые кусты и примеривался, как бы выпрямить металлические прутья.
Геннадий Алексеевич — наш школьный дворник. Сколько себя помню, он бродит вот так вокруг школы с метлой, зимой — с громадной лопатой; вечно что-нибудь метёт, скребёт, подкрашивает; иной раз отпаивает горячим, чёрным-пречёрным чаем какого-нибудь шалопая, промочившего ноги или потерявшего варежки. А сколько он возился со мной, когда я, малявка ещё, схватив "пару", боялась домой идти!
— Лезь уж, чего топчешься, — он усмехнулся.
Я протиснулась в дыру, обернулась — неудобно же вот так просто уйти — и сказала:
— Давно вас не видела, Геннадий Алексеич… Как у вас… тут… дела?
— Отлично у нас тут! Только вот с началом вашей учёбы работы прибавилось. Что ни день — выгребаю целый контейнер, да всё обёртки от шоколадок и банки из-под пепси… а то и от пива попадаются!
— Это не я!
— Да знаю, что это не ты. Но кто-то ведь кидает? И ведь не признается, паразит… Хотя, нужны мне эти ваши признания…
Олег давно уже топтался и покряхтывал, намекая, что пора бы и честь знать.
— Ну ладно, пошли мы…
Геннадий Алексеевич в ответ кивнул.
— Работы прибавилось… Скажет тоже. Он же зарплату за это получает! А иначе зачем нужны дворники, если никто сорить не будет?
— Дурак ты, Полумов!
— А что, скажешь — я не прав? Да и тебе-то, Вересова, какое дело до дворника? Своих дел мало?
— Нет, зря ты… Геннадий Алексеич — нормальный дядька. У него, знаешь, внучка маленькая, я видела как-то, дедушке помогала. Малявка совсем, а уже пыхтит, что-то там тащит…
— Во-во, будущая дворничиха подрастает!