Нет, вера у свекрови и невестки одна «по букве», но различна по духу. У них, если применить евангельский образ, разные сокровища. Буквоеды-фарисеи как-то укоряли Иисуса за то, что он исцеляет людей в субботу, когда всякий труд запрещен. А он отвечал им, что добро можно делать и в субботу, и указал настоящую причину их упреков:
«Порождения ехиднины! как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уста.
Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе; а злой человек из злого сокровища выносит злое.»
Сегодня не так-то легко понять, каким взрывом явилось появление «Грозы» в печати и на сцене. Ведь истинная праведница здесь одна — грешница, повинная в прелюбодеянии и самоубийстве. Оправдать ее вроде бы и нетрудно: ведь ее оттолкнул и оскорбил муж, не ведавший, что творит, ее дом превратили в тюрьму, ее хлеб отравили попреками, и даже любимый на прощанье говорил с нею, пугливо оглядываясь, а расставшись, пожелал ей от души скорой смерти. Но она не нуждается в оправданиях, потому что строже всех судит себя сама. И образ ее остается светоносным: это Добролюбов понял и показал великолепно, а Писарев не мог понять уже потому, что сопоставлял этот образ с заранее выструганной колодкой «развитой личности» и, обнаруживая полнейшее их несовпадение, изложил историю Катерины с иронией почти издевательской: «Грянул гром — Катерина потеряла последний остаток своего ума...»
Между тем идея праведной жизни и праведного человека, за которым пойдут люди, так мучившая Гоголя, во второй половине XIX в. стала еще более притягательной и жгучей. Это и вообще исконная и заветная идея русского фольклора и русской словесности, проявлявшаяся еще в былинах и сказках, в житиях святых и повествованиях об отцах церкви. Но в пору, когда Россия еще не знала, что будет о обретенной свободой и куда повернет исторический путь, среди вопросов, всегда занимавших русскую литературу, на одно из первых мест выдвинулся вопрос не экономический и не политический, а нравственный — как средство решения всех трудных вопросов, стоявших перед страной. Достаточно припомнить те произведения, которые более всего волновали сначала российскую, а затем и европейскую, мировую читательскую публику 50 — 90-х гг., — хотя бы только романы Тургенева, Толстого, Гончарова, Достоевского, Лескова — и станет ясно, что в центре их неизменно вопрос о достоинстве личности и о ее роли в народной жизни.
Образы благородных мечтателей и самоотверженных деятелей, героев «положительно прекрасных» или мечтающих « быть вполне хорошими», праведников или желающих жить «по-божьи» из этих книг вошли в духовный мир России. Заметим, что и роман Чернышевского «Что делать?», вопреки жестко навязанным трактовкам, вовсе не пособие по подготовке революции, а попытка нарисовать «новых людей» и «особенного человека» — тех, кто, по убеждению автора, представляет собою «соль соли земли», кто способен собственным нравственным примером оздоровить общество. И если писатели изображали пошлость, тщеславие, бесовщину, то не могли обойтись без высоких нравственных ориентиров.
Писатели второй половины XIX века не склонны идеализировать ни своих любимых героев, ни возможности их воздействия на жизнь. Отправляя мужиков-правдоискателей в странствия по Руси, Н. А. Некрасов — автор поэмы «Кому на Руси жить хорошо»* (1863 — 1877) — на первом же этапе дороги изобразит достоверную и символическую картину: