В поле кактус иглистый Распускает свой цвет. В дальней тьме — каменистый Аравийский хребет. На вершинах суровых Гаснет день средь зыбей То златых, то лиловых, То зеленых огней.
Чудно блещут картины Ярких красок игрой. Светлый край Палестины! Упоенный тобой, Пред рассветом, пустыней Я несусь на коне Богомольцем к святыне, С детства родственной мне.
Шейх с летучим отрядом — Мой дозор боевой; Впереди, сзади, рядом Вьется пестрый их рой. Недоверчиво взгляды Озирают вокруг: Хищный враг из засады Не нагрянет ли вдруг?
На пути, чуть пробитом Средь разорванных скал, Конь мой чутким копытом По обломкам ступал. Сон под звездным наметом; Запылали костры; Сон тревожит налетом Вой шакалов с горы.
Эпопеи священной Древний мир здесь разверст: Свиток сей неизменный Начертал Божий перст. На Израиль с Заветом Здесь сошла Божья сень; Воссиял здесь рассветом Человечества день.
Край святой Палестины, Край чудес искони! Горы, дебри, равнины, Дни и ночи Твои, Внешний мир, мир подспудный, Все, что было, что есть, — Все поэзии чудной Благодатная весть.
И, в ответ на призванье Жизнь, горе возлетев, Жизнь — одно созерцанье И молитвы напев. Отблеск светлых видений На душе не угас; Дни святых впечатлений, Позабуду ли вас?
А. С. Пушкин. Стихотворения
В поэзии Александра Сергеевича Пушкина (1799 — 1837), начиная с «Вольности» (1817), кончая «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» (1836), библейские традиции выступают в свободном и естественном взаимодействии с образами русского фольклора и литературы, античной мифологии и словесного искусства, с мотивами художественных культур Севера, Запада, Востока. Эта сложная и устойчивая целостность объединяется не только художественным сознанием поэта, но и его образом, который возник в читательском восприятии поразительно рано и продолжает развиваться вот уже второе столетие.
Лицеист Антон Дельвиг в стихотворении, обращенном к пятнадцатилетнему другу, начал «сотворение» этого образа, отведя место поэту среди небожителей, гениев человечества:
...Пушкин! Он и в лесах не укроется: Лира выдаст его громким пением. И от смертных восхитит бессмертного Аполлон на Олимп торжествующий.
Это подобие античного мифа оказалось пророчеством. Вслед за Дельвигом П. А. Вяземский в том же мифологическом духе назвал Пушкина Протеем: это античное божество, способное принимать любой облик. Позднее Н. В. Гоголь заметил в статье «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность» (1846), что в пушкинской поэзии отражается весь человеческий мир: «...слышишь запах, цвет земли, времени, народа В Испании он испанец, с греком — грек, на Кавказе — вольный горец, в полном смысле этого слова; с отжившим человеком он дышит стариною времени минувшего; заглянет к мужику в избу — он русский весь с головы до ног; все черты нашей природы в нем отозвались...» Ф. М. Достоевский в речи по поводу открытия памятника Пушкину в Москве (1880) назвал его поэтом «национально-всемирным» и сказал, что в его поэзии выразилась русская народность, способная отозваться на духовную жизнь любого другого народа, стремящаяся в конечных своих целях к «всемирности и Бесчеловечности». В этой волшебной отзывчивости и гармоничности Пушкина обращение к библейской традиции неизменно становилось событием на его жизненном и художественном пути. «Величайший духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство, — писал он в 1830 г. — В сей-то священной стихии исчез и обновился мир.»
Печ. по кн.: А. С. Пушкин. Поли. собр. соч. в 10-ти тт. Тт, 2, 3.
«Свободы сеятель пустынный...». Написано в ноябре 1823 г.; при жизни Пушкина не печаталось. (Первая публикация — в 1866 г.). Эпиграф и основной мотив из притчи Иисуса Христа о сеятеле (Евангелие от Матфея, XIII). Стихотворение рассматривается в первой части книги.
Пророк. Написано 8 сентября 1826 г., впервые напечатано в 1828 г. Стихотворение является свободным переложением центрального события в Книге пророка Исайи — его преображению по воле Божией для пророческого служения (VI, 1 — 8). Стихотворение рассматривается в первой части книги.
Воспоминание («Когда для смертного умолкнет шумный день...»). Написано 19 мая 1828 г., напечатано в 1829 г. В стихотворении отражается один из важнейших заветов христианского учения — завет покаяния, т.е. искреннего признания в своих грехах перед Богом как первого условия очищения души. О покаянии идет речь во многих Книгах Библии (Второй Книге Моисеевой, Книге пророка Исайи, во всех четырех Евангелиях, в Деяниях святых апостолов, в Откровении Иоанна Богослова), но как таинство христианства покаяние обосновано в Новом Завете (Евангелие от Матфея, III, 1 — 3, XVIII, 18; Евангелие от Марка, I, 1 — 5). На соотнесенность стихотворения с Евангелием указывает его стиль и более прямо — продолжение стихотворения, не вошедшее в опубликованный автором текст. Стихотворение рассматривается в первой части книги.