— Вот.
Модьун взял записку, посмотрел и прочитал: “Палуба 33, секция 193, коридор Н, спальня 287”. И была подпись: “Трольнд”.
Он положил бумажку в нагрудный карман. Женщина-обезьяна спросила:
— Как вас зовут?
Он сказал: Модиунн, как произносили в Африке, и добавил:
— Увидимся, когда пора будет ложиться спать.
Наступил вечер. Поздний вечер. Пришло время идти по адресу, который дала ему Трольнд.
Ночью женщина-обезьяна разбудила Модьуна; она легла на него, когда он лежал на спине. Она была довольно тяжелой и, обдумав возможность позволить ей остаться лежать на нем без комментариев, Модьун нарушил молчание и сказал низким вежливым тоном:
— Вы проснулись?
— Еще бы, я проснулась, — сказала она спокойным низким голосом.
— Это обычная манера спать у обезьян из вашей части Африки? — спросил он.
— Ради Бога, — сказала она. — Что за вопрос? Вы мужчина или пустое место?
Он не понял вопроса и сказал:
— Почему бы нам не обсудить загадки, вроде этой, утром? Именно сейчас я очень хочу спать.
Последовала долгая пауза. Затем, не сказав ни слова, женщина скатилась с него и отодвинулась в дальний угол кровати. Вероятно, она оставалась там, потому что больше ему спать не мешали. Когда он проснулся утром, Трольнд уже встала и что-то делала в дальнем конце спальни, где было зеркало.
Модьун начал одеваться. Он наклонился, чтобы обуть туфли, когда почувствовал, что пол под ним дрожит. Это было такое крупное событие, очевидно, растрачивалось столько энергии, что его мозг отметил факт без его сознательного распоряжения.
В голове замелькали картины.
Сначала он видел только волны в замкнутом пространстве. Видимый мир квадрильонов движущихся линий.
“Магнитно-гравитационные волны”, — подумал он.
Конечно, корабль должен соединиться с огромными магнитными и гравитационными полями Земли, чтобы его гигантская масса оторвалась от Земли.
Взлет. Очень легко. Просто. Ничего опасного.
Теперь картины… изменились. Он увидел лицо человека-гиены: офицер в форме с медалями сидел в большой комнате где-то на корабле. В комнате блестели механические приборы и другие гиены-мужчины в форме стояли перед приборными панелями.
Сцена поблекла; и на одно мгновение наложилось спокойное серое лицо Нунули, окантованное волосами, похожими на червей. Глаза существа, похожие на прозрачные серо-зеленые лужи, казалось, смотрели прямо в глаза Модьуна.
А потом и эта картина поблекла.
Модьун обулся и почувствовал удовольствие. Теперь, когда они отправились в космос, он мог пойти поесть. Он согласился не заходить в столовую весь предыдущий день и так и сделал, но для такого тела, как у него, диета была довольно затруднительным процессом. Теперь можно все исправить.
Он поднялся и подошел к женщине-обезьяне.
— Увидимся вечером, — сказал он весело.
— Вы не посмеете прийти сюда снова, — заявила женщина-обезьяна.
Модьун повернулся и посмотрел на нее.
— Я чувствую явную враждебность в вашем тоне, — сказал он. — Это меня удивляет, потому что я обращаюсь с вами очень вежливо.
— Я не нуждаюсь в такой вежливости, — последовал беспощадный ответ.
Он подумал, что ее раздражение связано с таинственным поведением прошлой ночью и спросил:
— Все дело в этом?
— Конечно, — ответила она резко. — Я рассчитывала, что мужчина будет вести себя как мужчина, когда он с женщиной.
— О! — только и сказал Модьун.
Он все понял и запротестовал:
— Вы допускаете смешение видов?
— А кто собирался размножаться? — огрызнулась она.
Невразумительный ответ. Но Модьун помнил свой неудавшийся эксперимент с Судлил и сказал:
— Действительно, есть проблема, которую я должен решить. Поэтому, почему бы мне не проконсультироваться с моими друзьями, а потом мы снова поговорим.
— Не стоит беспокоиться, — холодно сказала Трольнд.
Она явно была в плохом настроении. Модьун прекратил дискуссию и ушел. Он направился прямо в столовую, которую видел по пути к квартире Трольнд прошлым вечером, назвал компьютеру свое настоящее имя и скоро уже нес тарелку к маленькому столику в углу. Потом неторопливо съел то, что было на ней. И тут он увидел, что люди-гиены в форме строятся снаружи у каждого из четырех входов в столовую.
Модьун вздохнул. Опять начинается вся эта глупость.
У него появилась новая мысль: “Сколько еще я должен терпеть?”