Вы спрашиваете меня, тосковал ли я когда-нибудь. Я думаю, что никто из вас не испытывал такой тоски, как я, в свой первый период жизни в течение двадцати одного года. Вероятно, я исчерпал себя, закончил данный мне срок - всему приходит конец.
Мои родители были озадачены. Я никогда не принимал участия ни в каких играх. Насколько я себя помню, я всегда шутил по поводу игр. Мои родители и учителя были очень озабочены. «Что же ты за ребенок? Что ты делаешь? Пойди поиграй». А я отвечал им: «Все родители велят своим детям сидеть дома и учиться, а вы постоянно заставляете меня идти играть. Кто же из нас странный - я или вы? Я не вижу смысла в игре, я не вижу в игре никакой пользы. Это всего лишь напрасная трата времени. Пусть тратят время те, у кого его много, а я не могу, у меня не много времени».
Со дня смерти моего дедушки по материнской линии смерть стала постоянным моим компаньоном. Мне было только семь лет, когда он умер. Он умер на моих руках. Мои бабушка и дедушка жили в отдаленной деревне, и я жил с ними. Моя мать была их единственным ребенком. Она была очень молодая, когда я родился, но она несла всю ответственность за семью своего мужа, потому что мать моего отца умерла, когда мне было всего лишь два года. Братья и сестры моего отца были очень маленькие. Моя мама была тоже очень молодая, но ей пришлось заботиться о всей семье. Поэтому мои дедушка и бабушка решили, что для меня будет лучше, если я буду жить с ними. Я мог бы иметь больше свободы, и они могли бы больше заботиться обо мне. У моей мамы уменьшилась бы нагрузка, и она смогла бы лучше заботиться о семье мужа, так как она была самой старшей в этой семье, хотя она была очень молода.
Эта деревня была не очень далеко, всего лишь в шестнадцати милях, но там не было ни дорог, ни поездов. Поэтому, когда мой дедушка заболел и единственный врач в деревне сказал: «Мне с этим не справиться, везите его немедленно в больницу», мы положили его в повозку, запряженную быком, и поехали. Эти шестнадцать миль показались мне тысячами миль, потому что дедушка умирал. Я мог видеть, как замедляется его пульс, как закрываются его глаза, как он начинает странно дышать. Потом он перестал говорить, и я увидел, что смерть приближается. Он был у меня на руках, потому что бабушка так страдала, что плакала не переставая. Я сказал ей: «Подумай обо мне! Я ведь ребенок, а мне приходится заботиться об умирающем дедушке и о тебе. Ведь ты взяла меня, чтобы обо мне заботиться! Это кажется странным. По крайней мере, не плачь, потому что если ты плачешь, то как же я могу удержаться от слез. Я не плачу, чтобы ты тоже перестала плакать». Но она была не в себе. Я постоянно проверял, жив ли мой дедушка или уже умер, и я видел, как он медленно, медленно, медленно отходит. К тому времени, когда мы доехали до дома моего отца, он уже умер.
После этого смерть стала постоянным моим компаньоном. В тот день я также умер, потому что мне стало ясно одно - будь тебе семь лет или семьдесят (моему дедушке было семьдесят лет), тебе придется умереть.
Мой дедушка был редкий человек. Я не могу его обвинить в том, что он когда-нибудь солгал, нарушил обещание или осудил кого-нибудь. Я вспоминаю одну ночь... В деревне не было ни полиции, ни полицейского участка. Мой дедушка был самым богатым человеком в деревне. Я часто спал вместе с ним на одной кровати. Однажды ночью в наш дом забрался вор. Мой дедушка видел, как вор перелез через забор и вошел в дом. Дедушка стал рассказывать мне какую-то историю. Вор притаился в углу и казалось, что история, которую рассказывает мой дедушка, его тоже заинтересовала. У моего дедушки была привычка, как у Тару, все время жевать бетель. Его сумка, чудесная сумка была всегда с ним, и он доставал из нее свой бетель для жевания. В ту ночь он начал жевать бетель и сплевывать на вора, который сидел в углу. Вор не мог избежать этого, потому что боялся, что его поймают. Наконец, терпение его истощилось и он сказал: «Нана» - так я обычно называл своего дедушку, и так его называли все в деревне. Итак, вор сказал: «Нана, хватит, я с удовольствием слушаю твою историю, но я не получаю удовольствия от твоей жвачки. Пожалуйста, перестань. Ты испортишь мне одежду».
Мой дедушка сказал: «Можешь прийти завтра и взять новую одежду — ведь я плевал на тебя специально. Конечно, это нехорошо, мне не нужно было бы это делать». «Но, - сказал человек, — я вор, и я приходил, чтобы украсть».
Мой дедушка сказал: «Вор ты или нет — это твое дело, но завтра ты приходи и возьми новую одежду». Мой дедушка был владельцем сельской лавки, в которой продавалось все: одежда, обувь, зонтики, сладости, то есть там было все необходимое для сельских жителей. На следующий день этот вор пришел, и я сказал ему: «А у тебя крепкие нервы! Ты пришел сюда в своей рубашке и дхоти, испорченных красным бетелем». А он ответил: «Что же мне делать? Я бедняк, я не могу позволить себе купить новую одежду. Нана пообещал мне, а он человек слова». Я сказал: «Ты уверен? Он может собрать всех соседей и поймать тебя, потому что ты приходил с целью украсть что-то. Ты сознался в этом, иначе, что бы тебе тут делать? » А он оставил все эти метки в качестве доказательства.
Он сказал: «Не старайся вызвать сомнение во мне. Я знаю твоего Нана. Даже если бы я украл, - ая ничего не украл, потому что у меня не было возможности, - он бы никогда никому ничего не сказал». И он вошел и взял новую одежду. Я сказал своему Нана: «Это, кажется, заходит уже слишком далеко. Пусть его не поймали, пусть ты не называешь его вором, ладно, но ведь ты награждаешь его!»
Он сказал: «Нет, я не награждаю его. Я испортил его одежду. Я просто заменяю то, что я испортил. А он ведь и не украл. Намерение - это всего лишь намерение. А даже если бы он и украл, то что же здесь такого? В нашей деревне все бедняки и только я богатый, так что если они и берут что-то, то это принадлежит им. Откуда у меня появились все эти богатства? -
От этих бедняков. Они работают на меня, они работают на моей ферме, они работают в моем саду. Все, что я имею, я не произвожу сам - я не хожу работать в поле, я не хожу собирать урожай, — все это делают за меня другие. Поэтому если когда-нибудь кто-нибудь и ворует, то он ворует свои собственные вещи. Меня это не волнует. Не думай об этом человеке, как о воре. Это не твое дело. А ведь мы с тобой получили удовольствие от вчерашнего события. Это было большое развлечение». Я сказал: «Да, это правда, мы оба с удовольствием за ним наблюдали».
Вор прятался в углу, но чем глубже он втискивался в этот угол, тем в большей степени он попадал в ловушку. Он хотел спастись от сока жвачки, но он не мог выбраться из угла, потому что этот угол был почти что рядом с кроватью моего дедушки. Там было темно, поэтому вначале он думал, что плевки попадают в угол случайно, но потом он стал тихо отодвигаться, а плевки следовали за ним. И наконец он подумал: «Это не случайно. Этот старик плюется как будто стреляет. А история, которую он рассказывает, - это всего лишь предупреждение для меня, что он не спит и что украсть здесь что-нибудь будет нелегко». Поэтому он, в. конце концов, должен был объявиться. И он сказал: «Я здесь, и я страдаю. Пожалуйста, перестань плеваться и отпусти меня».
Мой дедушка был такой добрый, такой хороший - он всем помогал, кто бы к нему ни пришел. Он обычно давал деньги людям. Если они к нему приходили, чтобы взять в долг, и хотели оставить что-нибудь в залог, он всегда отказывался. Он говорил: «Я не знаю, может быть, я завтра умру. Тогда кто же отдаст тебе этот залог? Ты бери деньги. Если ты сможешь вернуть их -хорошо. Если не сможешь, не беспокойся ни о чем - у меня достаточно».
Он никогда не заставлял этих людей давать расписки в том, что они взяли у него деньги. Я говорил ему: «Тебе надо брать с них расписки в качестве доказательства того, что дал им деньги в долг». Он отвечал: «Это не долг, это их деньги. Они могут думать, что это их долг, но я так не думаю. Поэтому, если они вернут их - хорошо, если нет, то я ничего не теряю, потому что я никогда и не ожидаю, что они вернут. Они такие бедные. Как же они могут вернуть эти деньги?»
И вот такой хороший, такой прекрасный человек просто умер. В чем же был смысл его жизни? Это стало для меня навязчивой идеей - в чем смысл его жизни? Чего же он достиг в жизни? Семьдесят лет он прожил жизнью хорошего человека — ну и что? Его жизнь просто закончилась, и даже следа от нее не осталось. Его смерть сделала меня очень серьезным.