почему вы учите нас делать это - почему бы нам не бросить всю эту религиозную чепуху? А если нам придется, в конце концов, это бросить, тогда почему же мы с этого начинали?»
Священников будет трудно убедить, так как все их дело и вся их профессия будут уничтожены.
Один буддистский монах, самый знаменитый монах в Индии - Бхадант Ананда Косхальян - жил в Нагпуре. Я приехал в Нагпур, и он пришел ко мне. Он сказал мне: «Я пришел повидать вас только для того, чтобы сказать: я читаю ваши книги; вы не буддист, но вы говорите о событиях в жизни Будды, которыми в течение двадцати пяти столетий не интересовались ни ученые буддисты, ни буддийские священники, ни его толкователи. Как вам это удается?» Он повторил историю, которую он прочитала одной, из моих книг. Потом он сказал: «За всю свою Жизнь я ни разу не слышал этой истории; ее никто не рассказывает. Я сам был посвященным монахом почти тридцать лет. Но эту историю я прочитал впервые в вашей книге».
Я сказал: «Не беспокойся. Она тебя заинтересовала?»
Он ответил: «Меня интересует, это исторический факт или нет».
Я сказал: «Даже если этот рассказ не исторический, заинтересовал ли он тебя?»
Он сказал: «Вы меняете тему разговора».
Я сказал: «Я не меняю тему разговора. Если начинаешь говорить об истории, возникают некоторые затруднения: все надо доказывать историческими фактами, а в жизни Будды есть много такого, что нельзя объяснить с помощью исторических фактов. Можете ли вы доказать историческими фактами, например, то, что пришел Индра и все устроил, организовал всю сцену и одурачил Будду? Это исторический факт?»
Он сказал: «Нет, это трудно доказать».
Я сказал: «Тогда не трогай историю, положись на мой авторитет. Если встретишь Будду, можешь спросить у него, так как только он может это сказать, печать об этом не сообщает. Репортеры были священниками, и об этой истории они ничего не сообщали».
Затем я сказал ему: «Просто забудь, является ли эта история исторической, сообщали о ней или нет; смотри на факт и на то, что этот факт значит для тебя».
Он сказал: «Эта история имеет большое значение для меня, но не хотите ли вы сказать, что мне надо бросить всю мою практику?»
Я сказал: «Конечно, если ты нашел истину с помощью своей практики, то продолжай. Если же ты не нашел ее, тогда попробуй то, о чем говорю я».
По крайней мере, он был искренним и честным человеком. Он сказал: «Фактически, я ничего не нашел с помощью своей практики, поэтому я и пришел к вам».
Я сказал: «Когда я говорю, что это было именно так, записывай это где-нибудь, а потом читай: это будет уже записано. Если ты веришь в написанное слово, то ты найдешь его в моей книге. Но не это является проблемой. Проблема заключается в следующем: достаточно ли ты решительный, чтобы бросить то, что ничего не дало тебе? Ведь тридцати лет вполне достаточно. Будда бросил все уже через шесть лет. Ты же протянул до тридцати лет, увеличив этот срок в пять раз. Не думаешь ли ты, что ты более умный, чем Будда?»
Он сказал: «Мои друзья мне говорили, что с вами лучше было бы не встречаться и, вероятно, они были правы, потому что теперь передо мной стоит дилемма: бросить или не бросить? Ведь после тридцатилетней практики все становится близким тебе; ты сильно привязываешься ко всему».
Я сказал: «Обдумай это, поживи с этой дилеммой. Может быть, когда-нибудь на тебя снизойдет понимание». Но я мог видеть, что, хотя он и был искренним и честным человеком, он не был решительным. Каждый раз, когда я приезжал в Нагпур, я спрашивал: «Что поделывает Бхадант Ананда Косхальян?»
Я попросил своего хозяина не спускать глаз с этого монаха-буддиста, поэтому он отвечал: «Он делает то же самое, продолжает делать то же самое».
Последний раз я видел Бхаданта Ананду Косхальяна в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году.
Мы случайно встретились в самолете, который летел из Бомбея в Дели. Он пытался уклониться от встречи, пытался сделать вид, что не видит меня. Но я подошел и сел рядом с ним. Я сел не на свое место, а на чужое. Когда подошли пассажиры, я сказал: «Простите меня, но не могли бы вы сесть на мое место? Мне потребуется всего лишь пять-семь минут, потом я уйду. Я несколько раз толкнул Бхаданта Ананду Косхальяна локтем, он отодвинулся. Я продолжал толкать его, а он отодвигался от меня все дальше и дальше. Но я не унимался, продолжая толкать его.
Наконец, он спросил: «Что вы делаете?»
Я ответил: «Что вы делаете? Не думаете ли вы, что можно вот так сбежать? А от кого вы убегаете? От меня или от себя? Вы увидели истину в том, о чем я говорил в моей истории, так теперь признайте, что вы недостаточно решительны для того, чтобы последовать ей».
Он сказал: «Да, я недостаточно решителен, но я признаю, что ваша история правильная, независимо от того, изложена ли она в каком-либо писании или нет».
Буддисты не обратили на эту историю никакого внимания; они не воспользовались ею по той простой причине, что священству нужны какие-то средства существования. Они - паразиты; они могут жить только как паразиты; если они могут показать вам, как это делать, то есть как гнаться за чем-то, как искать, как находить: слово «как» имеет большое значение; это единственная помеха.
Отбросьте это «как» и просто «будьте». Просто «будьте», без всякой на то причины. И счастье начнет изливаться на вас потоком отовсюду - так, как могут сыпаться на вас цветы.
Здесь нет таких деревьев, но в Индии есть деревья, которые называются мадхукамини. Если вы сядете под таким деревом, цветы начнут сыпаться на вас, как дождь. Утром вы обнаружите под этим деревом целый ковер, законченный ковер из цветов. Всю ночь с этого дерева осыпаются цветы: оно цветет ночью, осыпается ночью, и к утру все цветы оказываются на земле. И это дерево настолько благоуханно, что уже за полмили от него вы можете понять, что где-то поблизости цветет мадхукамини. В моем доме, когда я еще ходил в школу... конечно, я превратил свой дом в настоящие джунгли; этим я занимался всю свою жизнь... Я посадил мадхукамини прямо в центре внутреннего двора дома. Когда я поехал в университет, я узнал это... Мой отец был, как Мукта. Это странно, но они были друзьями. Он не мог понять язык Мукты, но они были большими друзьями. Уходя в школу, я должен был говорить моей матери, моим теткам и всем остальным: «Последите за моим отцом, чтобы он не начал обрезать ветки на моем дереве».
Иногда мне приходилось забирать с собой в школу его садовые ножницы. Мой учитель говорил: «Что? Теперь ты приносишь в школу такие инструменты... не собираешься ли ты кого-нибудь убить? Ведь садовыми ножницами ты можешь перерезать кому-нибудь горло; зачем ты их принес? С какой целью? Держись от них подальше, тогда ничего не случиться».
Я отвечал: «Я принес их не преднамеренно; я пытаюсь всего лишь защитить свое бедное дерево, так как, когда я в школе, мой отец обрезает с него ветки. Он, по-видимому, прирожденный англичанин».
Когда я уехал в университет, они вырубили все деревья, но даже мой отец не посмел тронуть мадхукамини, потому что, когда я уезжал, я им всем сказал: «Вы можете вырубить весь сад, если вам этого очень хочется; я знаю, вы это сделаете; ведь каждый день вы надоедаете мне: "Здесь нам нужна еще одна ванная комната - убери свои деревья. Здесь нам надо увеличить кухню: детей стало больше в доме, люди женятся, в дом приходят жены - нам нужно больше комнат. Ты же превратил сад в настоящие джунгли"».
Но я был непреклонен и говорил им: «Нет. Когда я уеду, ладно, можете делать, что хотите». В тот день, когда я уезжал, я сказал им: «Запомните все: можете делать, что хотите со всеми деревьями, но мое дерево мадхукамини не трогайте никто. Если я вернусь и обнаружу, что моего дерева нет, я не войду в этот дом до конца моих дней». Только такая угроза и могла спасти мое дерево.
Но в тысяча девятьсот семидесятом году, когда я сказал: «Я больше сюда не приеду», они срубили это дерево, так как причины хранить его больше не было: моей угрозы больше не было.