Эта книга — шедевр. Он тогда не был коммунистом, но он описывал все, что видел, и это, несомненно, одно из величайших описаний, описания человека, видевшего все происходящее своими глазами.
Когда люди ворвались в царский дворец, он не мог поверить тому, что они делали. В этом дворце были, возможно, самые большие ценности, чем где-либо еще в мире. Все короли были бедняками по сравнению с русским царем. Ковры были столь ценны, что никто другой не смог бы себе позволить иметь подобные. Они были специально сотканы мастерами с Ближнего Востока, которые потратили на это всю свою жизнь.
А что же делали люди? Они распределяли… они разрезали те ковры — потому что как иначе можно распределить те огромные ковры, созданные для огромных залов? Люди отрезали столько, сколько им удавалось — кусочек, что-то вроде сувенира.
Там были живописные полотна — люди срывали их со стен. Кто-то уносил даже рамки, потому что они были сделаны из золота, чистого золота, цельного золота. Но сами полотна были намного дороже золота; рамка была только рамкой. Кто-то другой… но это была такая толпа. Нельзя было единолично владеть всей живописью, нашлось много людей, которые старались отрезать себе кусок, владеть им.
Есть одно место в книге, где Джон Рид говорит: «Я просто смотрел — что творится? Это и есть распределение? Это разрушение! Никто ничего не получает, а прекрасный дворец разрушен. Безумно дорогие статуи были разбиты. Люди ломали на части большие люстры и растаскивали по кускам. Никто не мог остановить их, это уже толпа. Где же руководители? Но кто же в такой ситуации будет слушать руководителей?»
И это происходило по всей стране. Он видел, что везде поджигали дома. Вся царская семья, включая шестимесячного ребенка, — всего девятнадцать человек, — была сожжена заживо. Какова была вина этого шестимесячного младенца? Только то, что он родился в царской семье? Так это случайность — он мог бы быть кем-нибудь усыновлен. И что за причина была убивать царя?
Вы собирались распределять богатство, а не убивать людей. И теперь царь больше не царь, теперь вы у власти: а он никто, просто арестант. Что за смысл убивать тех людей — женщин, старых женщин, детей, — у которых ничего не осталось? У них отняли все — что, и жизнь тоже надо отнять?
Я помню, одно время в Джабалпуре… Джабалпур был одним из самых уязвимых городов по части стычек между индусами и мусульманами, потому что и та, и другая общины были примерно равны по численности. И что странно, город разделился таким образом, что в одной половине обосновалась мусульманская община, а в другой половине индусская. Поэтому стычки между общинами были делом простым и происходили часто. Подобные столкновения случались каждые два-три года.
Любой может начать подобную войну, это очень просто. Кто-то может просто начать играть на флейте перед мечетью, а затем скрыться. Этого достаточно! Музыки перед мечетью достаточно, чтобы начать бойню, в которой будут убиты сотни людей, будет сожжено много домов. Или ночью убить корову перед индусским храмом, а утром уже можно ожидать войны. Это был чей-то… если кто-то финансово заинтересован в подобных стычках, он это сделает. А затем дело продолжит толпа.
Я был в книжном магазине… он был на первом этаже, я оттуда мог видеть, что происходило на улице. И не было никакой возможности покинуть магазин, поэтому я был вынужден просто стоять и смотреть. Через дорогу находился крупнейший в Джабалпуре магазин часов, и я видел, как люди растаскивали часы.
Один человек, последователь Ганди, пытался говорить: «Не деритесь! Индусы и мусульмане — братья. Махатма Ганди учил нас, что все религии равны.» Но он тоже видел, как люди растаскивали вещи; никто его не слушал.
Кого заботят подобные речи в месте, где можно бесплатно получить красивые часы или что-то еще? И это было ваше, вы это сами нашли. И в конце я вижу этого человека… ничего уже не осталось, только старые высокие напольные часы, которые были настолько тяжелы, что никто на них не позарился; этот человек их нес.
Я вынужден был спуститься вниз, я спросил: «Что случилось?»
Он сказал: «А что делать? Никто меня не слушает, я остался один. Поэтому я подумал: „Проповедь я снова могу прочитать, а часы там остались всего одни“».
«Но, — сказал я, — вам не пристало так вести себя. Вы последователь Ганди, вы одеты в белую накидку Ганди».
Он сказал: «Все это так, но не следует также и упускать свой шанс». Кто будет слушать лидеров и их проповеди, когда на арену вышла толпа? Тогда все — сплошные разрушения и пожар.
Поэтому я не думаю, что они в России были способны что- то распределить. Да, они смогли разорить те два процента населения. И девяносто восемь процентов чувствовали себя безмерно счастливыми; и после этого они уже никому не завидовали, потому что все люди были одинаково бедны.