– Посмотри.
Мюрат посмотрел.
– Ну, что?
– Явление, достойное внимания, ваше величество.
– Ха-ха! Еще бы! – засмеялся сухо император. – Надо пригласить какого-нибудь астролога: пусть растолкует, что это значит?
– Думаю, ваше величество, – сказал Мюрат, – что мы и сами можем объяснить ее появление.
– А ну, объясни.
– Появление ее именно сегодня, в день рождения вашего величества, неслучайное. Она путеводная звезда вашего величества.
– Куда?
– В Россию.
– Га, ты прав, Иоахим! Я думал то же самое. Но скажи: где ты научился такой удачной астрологии? Уж не в Пиренеях ли, в своей деревеньке Бастиде? Да?
– Да, ваше величество, – отвечал с добродушной улыбкой король неаполитанский. – Еще будучи пастухом, я узнавал по звездам многое.
– Прекрасно. Итак, Иоахим, дорогой затюшка, – Наполеон тронул Мюрата за плечо, – да будет эта звезда моей путеводной звездой в Россию!..
III. В черном покрывале
Тюйлерийский дворец сверкал огнями. Сотни гостей самых знатных и представители иностранных дворов собрались приветствовать императора французов, находившегося в то время в блистательнейшей эпохе своего могущества. Тогда он был средоточием надежд и опасений почти всей Европы.
Молодая императрица, Мария-Луиза, заменившая Наполеону отверженную Жозефину, с очаровательной предупредительностью принимала гостей и всякому находила сказать что-либо любезное. Среди гостей, наконец, появился сам император. Он тотчас же сделался центром, вокруг которого все толпилось и старалось высказать свою преданность. Император говорил мало, больше о пустяках, но его слушали со вниманием и всякому слову его придавалось великое значение. Он шутил с дамами, но шутки его отзывались казармой. Все вокруг него сверкало золотом, блистало драгоценными каменьями, но он сам одет был просто. По этому случаю он говорил: «Не всякий имеет право одеваться просто». Кто-то заметил, что император будто не в духе. Все общество притихло. Император уединился с Мюратом и сидел в задумчивости. Послышались тихие и медленные голоса итальянских певцов с едва раздававшимся аккомпанементом немногих инструментов. Наполеон любил подобное пение и музыку. После них становился более веселым и общительным. В самом деле, император, выслушав пение, стал несколько веселее. Он сообщил обществу о появлении кометы. Пошли толки, догадки, но все это делалось тихо, говорили все почти шепотом. Один только император когда говорил, то говорил громко, сопровождая свою речь резкими жестами и топая иногда ногой об пол. Чаще всего гости, особенно на домашних вечерних собраниях, не хуже царедворцев Людовика XIV, или хранили почтительное молчание, или были озабочены тем, как бы не сказать чего-либо такого, что могло не понравиться императору. Поддерживать разговор с ним, отстаивая против него свое мнение, считалось неслыханною дерзостью.
Комета заняла общество надолго, потому что сам император любезно поддерживал разговор. Он шутливо, с развязностью, присущею избалованным счастьем людям, передавал всем, что это его путеводная звезда, которая поведет его еще далее того, чем он зашел.
– О, я верю в свою звезду! – смеялся он. – Моя звезда мне никогда не изменяла. Даже сама смерть боится меня. Когда я – помните – выпал из коляски и ударился грудью о мостовую, то потому только остался жив, что не хотел умереть. «Не умру! Не умру!» – твердил я сам себе, пересиливая боль, и действительно…
Император вдруг остановился, медленно оборачиваясь к стоявшему подле него за креслом Мюрату.
– Опять она! – прошептал император.
– Кто, ваше величество? – наклонился к повелителю Мюрат.
– Да все та же… незнакомка…
Мюрат недоумевал.
– А, да ты не знаешь, ты не видал, – проговорил император и встал.
Он сделал Мюрату знак. Тот последовал за ним. В кабинете император сказал:
– С некоторого времени, Иоахим, мне попадается на глаза какая-то странная особа. Она женщина и хороша собой. Я ее много раз видел в церкви, в Сен-Клу. Все это ничего, и в этом ничего нет занимательного. Но занимательно то, что она два раза предупреждала меня о грозившей мне опасности. Откуда она знала их? Раз она предупредила меня, чтобы я не ездил в коляске на лошадях, подаренных мне прусским королем. Тебе известно, что в коляске найдена была бомба. В другой раз, – что тебе тоже известно, – совершился взрыв в улице Сен-Никез. Таинственная незнакомка и при этом случае заранее подала мне записку, чтобы я не ездил улицей Сен-Никез в оперу. Теперь я вижу ее снова, и мне кажется, что она пробралась во дворец и очутилась среди моих гостей недаром. Как она пробралась сюда? Поди, приведи ее ко мне. Мне надо с ней поговорить.