Но только готы приблизились, как с необычайным криком и гамом, с пылающими головнями в руках венеды ринулись на готов и моментально смяли их…
Так произошла первая битва венедов с готами на берегах Буга, положившая основание многим кровавым и страшным битвам, без малого сто лет волновавшим всю западную Европу и прослывшим великим переселением народов…
Так незначительно, так просто началась та грозная картина, которая вот уже тысячу пятьсот лет удивляет народы своей мрачной грандиозностью и создает целые невероятные сказания, саги, квиды и легенды…
Так поступили те, которые впоследствии получили грозное название гуннов, народа неведомого, зверского, чудовищного…
Смятые готы оправились, однако, от первого натиска венедов, получили подкрепление, устроились и наутро под предводительством трех полководцев начали новый бой, но были окончательно поражены нахлынувшей силой венедов и бежали в Холм.
Узнав о поражении своих полководцев, Эрманарик с лучшими своими силами сам вышел против грозных полчищ.
И у самого Холма-города произошла третья битва, окончательно обессилившая готов.
А Эрманарик, этот грозный властитель готов, этот, по истории, непобедимый король в отчаянии убил сам себя: он на поле битвы пронзил грудь свою собственным мечом.
После трех неудачных битв часть готских войск через Люблин бежала в Радомысль и Тырнов, а другая заперлась в Холме-городе.
Утомленные битвой, победители расположились на отдых у самых стен Холма-города.
Одержав сряду три блистательных победы, непобедимый Болемир, увы, им не радовался.
Считая убитых, раненых и оставшихся в живых, он не досчитался своей молодой любимой жены Юрицы с младенцем, и куда она девалась — никто не знал. По всему полю битвы, по соседним лесам и зарослям были разосланы посланцы искать ее, но все они, один за одним, возвратились с недобрым ответом: «Нет, князь, княгини твоей, Юрицы».
Омрачился Болемир и понял, что Юрица взята ворогами в полон.
Предположение его вскоре оправдалось…
На другой день, с рассветом, на деревянной стене Холма появился гот и громко затрубил в трубу. Это было знаком, что он просит у победителей дозволения говорить.
В стане Болемира, в свою очередь, затрубили в трубу, и из стана воинов выехал верхом на коне молодой князь Рао для переговоров с готом.
— Ты кто? — крикнул Рао, обращаясь к готу.
— Я посланец князя Атанарика! — отвечал громко гот.
— А какого ты рода? — спросил Рао.
Так Рао спросил потому, что князю недобро было бы вести переговоры с челядинцем или простым воином.
— Я родной брат Атанарика, честный воин и честный человек, — отвечал гот.
— Что ж тебе надобно?
— А то: княгиня ваша, Болемирова жена, с малым младенцем в наших руках. Коль отойдете от Холма, мы отдадим вам княгиню вашу с младенцем целу и невредиму, а коль нет — не отдадим.
Рао сообщил Болемиру об условии готов.
Болемир сперва обрадовался сообщению, потом глубоко задумался; в сердце его заговорили два чувства — чувство любви и чувство долга. Подумав, Болемир не нашел ничего лучшего, как собрать совет, и перед советом в немногих словах передал причину, по которой он созвал его.
Советники долго думали и наконец надумали:
— Недобро, князь, жертвовать племенем для одной жены с младенцем. Нехорошо тебе, правда, жалко своей жены, а младенца — пуще, да ведь и всем нам нехорошо. А коль мы раз уступим готам, то уж и дальше уступать будем, и из того, что мы начали, ничего не выйдет, и готы опять начнут нас распинать и резать, как и прежде распинали и резали. А впрочем, твое слово, князь: как захочешь, так и сделаешь.
Но князь не имел права сделать иначе, слово совета было великое слово, и не исполнить его — значило не исполнить закона родины, освященного веками.
С ноющим сердцем, побелев, как плат, дрожа, Болемир проговорил:
— Ладно: я отдам готам свою жену с младенцем, но и вы отдайте мне души свои, коль племя для вас дороже всего на свете!
— Отдаем! Отдаем! Мы все твои, князь! — прокатилось по всему стану венедскому.
После этого Болемир промчался на коне по всему стану и повелел воинам строиться в боевой порядок. Войска начали строиться, а Рао снова выехал вперед и закричал ожидавшему ответа готу:
— Делайте с княгиней и младенцем что хотите, а мы от Холма не отойдем, покуда не перебьем вас всех, псов рудых!