- Ты даже и не предполагаешь, что тебя ждёт. Готовься!
Ворон тут же громко отрывисто каркает. Один раз. Значит, да, ворон согласен.
И тогда он повторяет:
- Ты даже не предполагаешь, что тебя ждёт. Готовься... Как же готовиться к тому, о чём не предполагаешь. Как?
Ворон рассматривает его левым глазом. Потом поворачивает голову и глядит уже правым глазом. Разглядел обоими, но молчит. Молчит и не улетает. Он тоже молчит. Странные вещи творятся в последнее время. Он вдруг вспомнил про мальчика, который указывал на него рукой и говорил: «Папа». Это же было тринадцатого числа. Тринадцатого марта, когда Вера родила сына, он выходил из её подъезда на улице Магдалины второй версии, и незнакомый мальчик трижды назвал его папой. Как в воду глядел этот мальчик. Значит, он папа. Значит, так. И теперь этот папа должен готовиться. Но к чему?
Ворон отрывисто каркает и взлетает. Тяжело машет крыльями, с шумом, но полетел. Выше куда-то, к верхушкам деревьев... Августин улетел в блаженные выси... Снизошёл до него ненадолго и опять улетел. Он улыбается, а потом вспоминает про время, достаёт мобильник и глядит на табло. Ровно сорок минут. Уже прошло сорок минут! А ему ещё надо дойти. Минимум, минут десять. Или даже пятнадцать. Он опоздает - и его дело может сорваться. Вдруг к адвокату успеет прийти следующая клиентка?.. Но... но что-то с ним происходит. Ему надо идти, ему надо бежать - а он не торопится. Ему вдруг захотелось остаться тут. Просто остаться тут... Ему надо готовиться... Надо готовиться. У него неожиданно похолодело в груди. Защемило сердце. Кажется, он что-то вспомнил. Вспомнил давний сон. Как бес в него целился из ружья. А на ложе ружья были странные буквы. Он теперь вспомнил про эти буквы. Он тогда решил, что это «латышский ад», он так подумал... Но теперь он как будто видит опять все эти буквы. Воочию видит. И ему жутко. Что-то и вправду случится... Уже случилось. Он просто ещё не знает,.. но скоро...
Он прижимает ладонь к груди, к сердцу. Оно под одеждой, его не слыхать... или всё же слыхать? Может, ему не идти... Может, не стоит идти... Может, не стоит?
Он снова глядит на табло мобильника. Пятьдесят минут. Уже прошло пятьдесят минут. Может быть, это знак. Он опоздал. Он безнадёжно опоздал. Ведь ему ещё надо дойти. Он опоздал... Он опоздает, и к адвокату успеет прийти следующая клиентка. Адвокат опять будет занят. И это знак. Не нужно идти. Всё!
Однако он идёт. Даже почти бежит. Но первый же светофор над ним насмехается (или, наоборот, поучает?): вспыхнул красным перед самым носом - и надо стоять. Он же не камикадзе. Надо стоять. Но он может вообще развернуться. Развернуться назад. Он оглядывается. За ним скопились люди. Уже стоят люди. Не пустят назад. Надо вперёд. А впереди поток машин. Поток машин нескончаем, а светофор словно умер, словно красный - его естественное состояние, обрёл свою нирвану светофор, обрёл и забылся, а он... так к чему же он должен готовиться... лучше не думать, к чему... лучше не думать...
Его сзади толкают. Толкнули. Зелёный уже. А он прозевал. Сейчас опять будет жёлтый. Он прозевал. Сзади никого нет, он может теперь развернуться, он может назад... может... Но он всё же ступает вперёд. Пошёл. На жёлтый пошёл. Сейчас будет красный. Он побежал.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. В коридоре всё так же пусто. За адвокатской дверью слышны голоса. Он прислушивается: голоса те же или уже успел прийти другой клиент? Не понять. Но вроде бы голос только один. Говорит один адвокат? Говорит по телефону? Он берётся за ручку... нет, голос женщины вклинился. Кажется, та же самая. Он отступает назад и садится на стул.
Уже прошёл час. Больше часа. О чём они могут так долго болтать? Как будто читают роман. Адвокат читает клиентке роман, а та вставляет замечания. Сколько же страниц в этом романе, почему так много?
За дверями разговор то затихает, то снова возобновляется. Несколько раз ему кажется, что он слышит прощание, всё, сейчас клиентка выйдет. Но интонация разговора снова меняется. Как будто опять пошли по кругу. Он не вслушивается в слова. Зачем ему это? Да и к тому же говорят на латышском. Он думает о своём. К чему ему стоит готовиться? Ведь ерунда всё это. Ну что такого может сказать адвокат? Конечно, попросит денег. Наверное, много денег. Он теперь пытается представить, сколько именно попросит адвокат. Вера написала, что услуги адвоката стоят больше тысячи. Он даже усмехается. А где он возьмёт эту тысячу? Хотя бы тысячу... Хотя, если выгрести все загашники, всё до последнего сантима, до последнего цента и евроцента, наберётся ли у него тысяча?.. Может, даже и наберётся... Вдруг наберётся?.. Но неужели ему придётся отдать всё, всё-всё, до последней копейки? А ведь сумасшедшие счета за отопление ещё не закончились, у него опять нет работы, в это весеннее время у него всегда туго с работой, и когда ещё та появится, ведь неизвестно. Нет, тысяча для адвоката чересчур много. Надо уламывать на семьсот. Он сам работает за тысячу несколько месяцев, а сколько работы у адвоката? Составить бумажки и зачитать на суде. Или пересказать. Несправедливо устроен мир. Несправедливо. Одним нужно серьёзно работать, другим достаточно болтать языком.