Значит, будет что будет.
Он вскрывает конверт.
Так и есть. Один тетрадный листок. Один-единственный.
Пусть будет, что будет.
Он читает листок.
Всё так и есть. Вера не хочет оправдываться. Вера всё признаёт.
ПИСЬМО. Не надо мне говорить, что я дура. Я и сама это знаю. Я ни от чего не отказываюсь и не отрицаю. Прости, если что не так.
А с ребёнком всё хорошо. Первые анализы хорошие. Потом, когда он окрепнет, будут ещё брать анализы. А пока все говорят, что всё хорошо. Все ему рады. Он очень красивый.
ПРОХОЖДЕНИЕ. Она ни от чего не отказывается. Она не отрицает слова адвоката. Не отрицает. Его последняя надежда рухнула. Но... разве же он сомневался?.. Ведь не сомневался. На самом деле - не сомневался. Зато ребёнок красивый. Все младенцы красивые. Особенно для матерей. А цыплят по осени считают. А ему... ему опять плохо. Опять появилась горечь во рту, будто он с утра уже выпил цикуты - но разве же он пил?.. Круги перед глазами. Синие круги. Вера не отрицает. Ничего она не отрицает. Ни единого слова... Семя проросло в аду. Что будет с этим семенем... что будет... Что будет с семенем и с оставившим семя... Что будет?
Глупые мысли. Дурные. Он знает: дурные. Словно мухи навозные прилепились к дерьму... но где же дерьмо... мухи навозные есть, а где же дерьмо... где же падаль... сидит в кресле? Сидит.
«Не надо мне говорить, что я дура. Я и сама это знаю». Хорошо Вера высказалась, он не ожидал. Она его удивила своим красноречием. Будто её подменили. Всё в точку. Будто её подменили... Или - новая фаза. Карты раскрыты. Все карты раскрыты. Незачем больше прятаться.
А вот ему самому хочется спрятаться. От навозных мух. От этих «что будет?». Только некуда спрятаться. Всюду они, эти мухи, повсюду...
Закурить трубку. Он встаёт и хочет закурить трубку, хочет, как будто бы хочет - но садится назад. Навозные мухи всё равно не отстанут. Потому что навоз уже есть. Потому что кури - не кури, но навоз уже есть. В настоящий момент сидит в кресле. И, наверное, сильно воняет. Наверное, сильно. Отсюда и мухи.
Что будет?
За окном солнце. За углом дома. Весна.
Он приоткрывает окно. Пахнет гарью. Где-то жгут старник. Старое жгут. Жгут люди старое. А ему... как ему сжечь свою кровь... как ему сжечь?
Мухи навозные кружатся. Горечь во рту. Горечь во рту и круги. Как нули. По нулям. Всё у него по нулям. Всё по нулям. Старник горит, а нули не сгорят, нули не горючие, не сгорят.
«Он очень красивый». Хоть что-то, значит, красиво. Хоть кто-то. Мухи навозные, прочь! Он встал, и он машет руками. Кому? Эти мухи рук не боятся. Ничего они не боятся. Он и сам понимает, что не боятся. Садится назад.
Гудят сзади машины. Внизу за окном. Люди шагают по тротуару. Шуршат шаги. Шуршат. Мухи навозные угомонились, притомились летать. А машины гудят. Гудят и гудят. Хорошо им гудеть. Хорошо. Нет у них горечи. Ничего у них нет. Ничего.
Он перечитывает письмо. Не изменились слова. Те же самые. Ничего она не отрицает и ни от чего не отказывается. Просит прощения, если что-то не так.
Конечно, не так. Разве может быть так, когда мухи навозные... разве может быть так?..
Но она попросила прощения.
Она сожалеет.
Может быть, искренне сожалеет.
За окном горит старник. Из окна несёт гарью. Мухи навозные, улетайте туда! Он опять машет руками, опять.
Мухи и вправду, кажется, улетели.
Далеко ли? Надолго?
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. Сколько дней уже длится затворничество? Ему даже лень сосчитать. Он выходит только в магазин за едой, что-то себе покупает и снова возвращается назад. В свою крепость.
Иногда ему кажется, что он может сойти с ума. Ему многое кажется. Он отлежал все бока, он исходил свою квартиру вдоль и поперёк до последнего миллиметра, наверное, даже до последнего микрона. Надо бы чем-то заняться, надо бы что-то делать, хотя бы пойти погулять. Но пойти погулять, это значит видеть людей, видеть их лица, а он не хочет никого видеть, ни видеть, ни слышать не хочет - и всё.
Он занялся чтением. Как умирали философы... Умер ли кто-нибудь от заразы... от чего умирали философы?..
Эмпедокл. Монументальная фигура. Эмпедокл рассуждал о космической Любви и космической Вражде как основах мироздания. Эмпедокл шагнул в жерло Этны, в жерло вулкана. Такая смерть всегда восхищала поэтов. Гёльдерлин восторгался Эмпедоклом. Он тоже хочет восторгнуться, но в его стране не то что вулканов, в его стране нет даже гор. Есть всего один холм, с него можно спускаться на лыжах или на санках. Но сейчас снег сошёл, сейчас люди жгут старник, освобождая место для новой травы. Эмпедокл... Только в памяти Эмпедокл. Любовь и Вражда. Вражда и Любовь.
Пифагор. Пифагор соорудил себе подземную комнатушку и долго там тайно жил, а его мать записывала на дощечку все новости и спускала ему. Однажды исхудавший Пифагор вышел из своего тайника, явился в народное собрание и объявил, что прибыл из ада. Горожане были восхищены и даже плакали. Он тоже готов заплакать от умиления. Прямо как дети. Если он сейчас включит компьютер, выйдет на интернет-форум и объявит тамошним горожанам, что вернулся из ада... что не просто вернулся, что в аду проросло его семя... тамошние горожане даже не обратят на него внимания. Одним придурком больше, одним придурком меньше... Что стало с людьми? Куда подевалась космическая Любовь?.. Словно вокруг одни мертвецы, какие-то роботы, виртуальные сгустки... Мертвецы...