Фарисеям легко говорить. Всё им понятно и ясно. Всё. На словах. Но если ты встретил Марию, в которой все грехи мира, что тогда делать? Молиться? «Господи, снизойди до неё?» Но для чего тогда ты, для чего? Чтобы книжки писать про эльфов и гоблинов? Чтобы драпать из этого мира, в котором страдают, в котором есть боль? Кто же такой философ? Кто же такой поэт? Разве просто болтун, сотрясающий воздух пустыми словами? Кимвал бряцающий? Любой отец хочет сына, который способен действовать сам... Кто хочет сына, который будет лишь хныкать: «Отец, снизойди; отец, помоги»... Значит, каждый, кто может, должен действовать за Него. Каждый, кто чувствует силу. Хоть чуточку...
Ему снизу кричат. Что-то не так. Что-то очень не так... Ах да, он перевесился... Чересчур перевесился. Карщик перепугался, что он сейчас свалится. Грохнется вниз... И кто тогда поведёт линию? Кто...
Карщик опускает люльку. Лицо сердитое.
- Зачем так перевешиваться? Можно же крикнуть, и я подам кару ближе. Это же просто. Неужели хочется выпасть, чтоб у всех были проблемы? У тебя у самого тогда будет проблем больше всех!
Он слегка усмехается... Проблемы он уже нажил... Может быть, грохнуться оземь, на бетон... может быть, это как раз бы решило проблемы... но только его, не карщика, у того бы и вправду проблемы возникли.
Карщик всё ещё сердится. Говорит: перерыв. Больше не хочет его поднимать. У карщика есть своя работа по складу, карщику нужно сделать сначала свою работу, поехал карщик прочь. И пускай.
Он выходит на улицу. Он замёрз. А на улице хорошо. На улице уже кончился дождь, правда, тучи на небе никуда не исчезли, только слегка расступились и как будто устроили себе небольшой перерыв.
Он смотрит на мобильник. Скоро уже три часа. Наверное, сегодня ему нет смысла ждать, когда карщик освободится. Лучше завтра с утра. Взять тёплую одежду, взять недостающие инструменты и с утра приступить.
План ему нравится. Он находит в глубине склада карщика и предлагает тому продолжить совместную работу завтра с утра. Карщик согласен. Он может идти домой.
Он торопится. Он не хочет, чтобы снова начался дождь. Его одежда ещё не просохла с утра, но теперь у него на плече нет тяжеленной сумки, сумка осталась на складе, а без неё он может идти привычным быстрым шагом. И от быстрой ходьбы ему вскоре становится тепло.
Поворот. Шоссе. Вот и то дерево, под которым он утром пытался безуспешно спрятаться. Он с тревогой поглядывает на небо. Тучи нависли в полной боевой готовности, дождь может грянуть с минуты на минуту. Может грянуть. Готов...
Тюремная больница... Да, Вера могла здесь быть. Но впереди уже виден переезд, а там за шеренгой кустов рельсы, по ним немного пройти - и станция.
Его руки в карманах. И опять кто-то ползёт по правой руке... Божья коровка... Она всё ещё с ним... Он и забыл про неё. Бедняга тоже была в холодильнике, пряталась в его снятой одежде.
Он нагибается и оставляет жучка под кустами возле корней.
- Извини, если не там тебя высадил. Но у тебя же есть крылья, долетишь, куда надо. А мой путь лежит в город. Туда тебе - точно - не надо.
Божья коровка не шевелится, но ему некогда ждать. Может начаться дождь. Надо спешить. Она сама о себе позаботится.
А он позаботится о себе.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. На пути прокладываемой линии встретилось серьёзное препятствие: два металлических столба, по которым поднимаются на цепях ворота под самый потолок. Обойти столбы невозможно. Нужно сверлить. Они внутри полые. Потому нужно просверлить каждый столб с обеих сторон и потом попасть проводом из дырки в дырку.
Сверлить долго. Если б было новое сверло и если б был мощный шуруповёрт,.. но сверло старое и шуруповёрт тоже старый. Кажется, бесконечно он будет сверлить. Кажется, ничего не движется. Кажется... Кажется, он заболел. Только не так, как он думал. Не простыл, не раскашлялся - нет. Дело хуже. Намного хуже. Снова крайняя плоть.
Он меняет сверло. У него несколько старых свёрл. Он их по очереди меняет, чтоб сильно не нагревались.