Выбрать главу

Сверло вгрызается в металл, безуспешно вгрызается, а он опять думает о своём. Что же с ним такое? Понятно, что это то самое «ещё», которое тоже у Веры, вот оно и проявилось, но что это, как хотя бы называется эта болезнь? Осенью у него уже выскакивали такие язвочки. Тогда он победил их водкой. А Вера вообще его осмеяла, сказала, что он просто «натёр». Он как будто бы ей поверил, он думал, что язвочки побеждены, но оказалось, что они только спрятались внутри, где-то там замаскировались и ждали своего часа. А теперь снова явились. Сегодня утром он вдруг их обнаружил на прежнем месте. Выскочили за ночь.

Разрядился шуруповёрт. У него только один аккумулятор. Он кричит карщику, чтобы опускал люльку. Теперь на целый час перерыв, покуда не зарядится аккумулятор. Он раздосадован. Он мог взять из дома электродрель, провода у него достаточно, он мог сделать удлинитель и с электродрелью он бы уже всё просверлил. Запросто. Но утром ему было не до электродрели. Утром он обнаружил язвочки на крайней плоти и уже не мог ни о чём думать, ни о какой работе, только об этой заразе... На работу он всё же поехал. Вечером купит водки и снова станет брызгать, но что-то ему подсказывает, что на этот раз он так легко не отделается. Похоже, что дело серьёзное.

Он вышел на улицу погреться. Дождя нет, хотя туч на небе навалом. Довольно тепло - заметно теплее, чем в холодильнике, всё-таки уже май и скоро у Веры суд, 9-го мая у неё суд, но ему всё равно. Он не хочет о ней думать. Не хочет, но приходится. Чешутся язвочки. Чешутся и как-то странно болят. Растут. Он это чувствует, как они разрастаются. К вечеру станут больше. А к утру ещё больше. И как их остановить, он не знает. Он сомневается, что водка поможет. На этот раз не поможет. Дело серьёзное.

Час прошёл, аккумулятор зарядился, можно снова звать карщика и залезать в люльку. Он залезает, карщик его поднимает, и он опять сверлит. Сверлит и сверлит. И думает о своём. О своих язвочках. Что же это такое? Если «все грехи мира», тогда мало вича и гепатита, тогда должно быть что-то ещё. Что же? Сифилис? Неужели сифилис? Но если «все грехи мира», почему нет? А вдруг и вправду сифилис? А вдруг?

Он вспоминает белокурую девчушку Олесю. Он листал её альбом, он трогал её игрушки, хватался руками за её мебель, он пил кофе из их чашки... из чашки, из стакана... А если в нём прятался сифилис, этот не ВИЧ, этот передаётся не только через кровь, достаточно касания... Что же будет, если всё это так и есть... что же будет?.. Может быть, позвонить Анне, предупредить... Но ведь поздно, уже слишком поздно. Позвонить, чтобы шли проверяться, чтобы сдали анализы?.. Бред, как он скажет такое... не сможет сказать... не сможет.

Дырка просверлена. Надо переезжать. Он кричит карщику, чтобы переезжал на другую сторону. Люлька раскачивается, он словно матрос на палубе корабля во время шторма, он как матрос, у него даже проявилась настоящая матросская болезнь, только как-то она медленно развивается. Вроде бы медленно. Вроде бы надо быстрее... Но откуда ему знать, как там надо... Откуда ему знать? Он снова берётся за шуруповёрт, примеряется - и поехало. Теперь сверлить и сверлить. Металл толстый. А сверло худое. Всё у него худое, но держится кое-как. Пока ещё держится. Вечером купит водки. Может быть, поможет.

Может быть...

****

ПРОХОЖДЕНИЕ. Он едет домой. Он устал. Просверлил-таки столбы и устал.

Вагон полупустой. За окном сосны, перемежающиеся с полями, на полях свежая трава - и пустота. Ни пашут, ни сеют, не выпускают коров. Пустота. В его голове тоже как будто бы пустота, но это не так. На самом деле, не так. Он глядит в окно электрички и потихоньку размышляет. О том, как всё получилось. Ведь ничего не происходило случайно, ведь не бывает случайностей. Но и плана у него тоже не было никакого. Ничего не было. Только интуиция.

РАЗМЫШЛЕНИЯ. Он встретил Веру. Она - критический случай. Пограничная ситуация. Ничем помочь невозможно. Совершенно ни чем.  Деньги, тюрьма, больница - всё бесполезно. Всё уже было. Ведь вот тот её подельник по пяти делам, это же наверняка Вовка. И когда Вера в первый раз сидела в тюрьме, Вовка ещё не был подельником. Вовка её ждал. И писал письма, что она недостойна такой участи. Но вот Вера вышла - и что смог сделать Вовка, что тот смог сделать? Превратился в её подельника. А ведь у того были деньги, ведь он помнит, как однажды Вера презрительно высказалась: мать оставила Вовке хорошую квартиру, а тот всё просадил... Не на Веру ли просадил? Вера ведь хвасталась, сколько тысяч она загубила. Он думал, бахвалится, но сейчас получается, что не бахвалилась, что всё складывается один к одному.