ПРОХОЖДЕНИЕ. Вера позвонила по телефону примерно в обед и вывела его из равновесия. Сказала, что её задержали контролёры (надо же, чуть не на сутки!). Ещё сказала, что скоро к нему придёт. А потом разъяснила, почему придёт. Она, мол, встретила «старого друга» (у контролёров?), а тот может достать марку, ну, ту самую марку, которую он хотел. Она придёт за деньгами на марку. Но его такой расклад не устроил. Он предложил «старому другу» купить марку за свои. А уж он потом отдаст, она может не сомневаться, отдаст и даже приплатит, но марка сначала, деньги после. Не договорились они. Похоже, что не договорились.
Не придёт тогда Вера. Незачем ей приходить.
А у него всё равно равновесие. Пусть будет, что будет. Пусть будет, как будет.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. Второй день Пасхи. Опять светит солнце и на улице удивительно тепло. А у него... У него с утра была странная мысль. Если Вера не приходит к нему, тогда, может быть, он сам придёт к ней... Странная мысль долго вертелась непонятно где, а потом испарилась. Просто исчезла.
А позже он отправился на променад. Впервые в этом году не стал надевать куртку. Потому что весна. Разгулялась весна, и он тоже пошёл прогуляться.
Вдоль берега Даугавы через весь район построили пешеходно-велосипедную дорожку и назвали Променад. Дорожка местами весьма живописна: мостик, ступеньки, специальный мол для кормления лебедей - и толпы народа. Вот это ему не нравится, когда толпы народа. Он любит бродить один. Дорожка длинная. Он спешит подальше от лебединого мола, где главное столпотворение. Дальше потише.
Дорожка тянется вдоль покатого берегового обрыва. А с другой стороны деревья с уже набухшими почками, кусты сирени и черёмухи с первыми клейкими листиками, к которым он иногда прикасается пальцем, пробуя клейкость на ощупь. Дальше дома. Советские пятиэтажки. За пятиэтажками неугомонная главная улица района. Оттуда иногда доносится вой сирен.
А по левую сторону река. Широкая Даугава. Даже шире чем Нил,- думает он. Немного шире. На другом берегу темнеет сосновый лес, а на другом берегу Нила, он помнит, были барханы, огромные оранжевые барханы, вздымавшиеся как горы над изящной прибрежной полоской из густых зелёных пальм. Яркое солнце отражается от воды и слепит. Слепит совсем как в Африке. Только прохладный ветерок в Африке отнюдь не прохладный. А ещё на водной глади Нила повсюду порхали огромные белые бабочки - фелуки с косыми парусами. На Даугаве фелук нет. Никого нет над водой. Ни лодок, ни пароходов - только солнце вверху. Но его воображению нетрудно дорисовать пейзаж. Фелуки есть и на Даугаве, расправили белые паруса и наперегонки несутся к морю. А навстречу им движется огромный многопалубный пароход, изящная сверкающая громада. И с другой стороны, там не воют сирены, нет, это муэдзин освоил технические достижения и созывает правоверных на очередную молитву через мегафон. Оттого заунывные напевы кажутся наэлектризованными. Они такие манящие, эти напевы, он сейчас свернёт со своей набережной Корниш, он обратится лицом на восток, в сторону Красного моря, спиной к реке, сбросит с ног сандалии и встанет на колени. Он готов встать на колени и благодарить это всё: солнце, небо, барханы, реку, бесконечные пальмы вдоль берега и далёкое море. И белый город Асуан готов благодарить тоже. И великую плотину, перегородившую вечный Нил и лишившую его крокодилов. Так даже лучше без крокодилов. Никто не станет пугать белых бабочек-фелук. Никто их не проглотит. Запевает муэдзин, так призывно, и никого нет навстречу, ни одного, все правоверные уже на коленях, он только один продолжает идти. Но мысленно тоже стоит на коленях... Идёт на коленях. Или совсем не идёт...
Совсем не идёт. Он обнаруживает себя остановившимся. Он вглядывается в даль. Но это не набережная Корниш, это Променад. И здесь уже совсем нет людей, он добрался до окраин жилого района, асфальтированная дорожка закончилась, но вдали навстречу ему идут двое. Идут без дороги. Они взялись за руки, два голубка, только они и никого больше. А он стоит. С ним что-то случилось. Что-то заклинило в нём, он затерялся. Он распознаёт вой сирен, это вовсе не муэдзин, но тогда почему он стоит, почему? Что позабыл? Что потерял?
Два голубка приближаются. Какие-то они странные. Какими-то кажутся пухлыми, словно искусственными. А она... на ней непривычная куртка, как с чужого плеча, и она... она как будто раздутая - что с ней такое?.. волосы слиплись, одежда неряшлива... два голубка обнялись и щурятся от солнца. Щурятся от солнца и не замечают его. Но она всё же заметила и что-то такое сказала своему спутнику, что-то типа «капут, я приплыла». А тот и не слышит, блаженный, щурится перед солнцем, пухлые щёки расплылись в улыбке; а у неё... у неё растянулись губы по направлению к нему. «При-и-вет»,- это ему, это Вера ему, и он тоже автоматически отвечает: «Привет». А голубки уже прошли мимо. Блаженные голубки.