Он тоже, наконец, двинулся. Пошёл дальше вперёд. По направлению к мосту. Ему не нужен мост, ему вообще-то надо назад, но там остались голубки, он не хочет снова их видеть.
«Как же так, Вера,- шепчут его губы,- как же так? Мало того, что наркоманка, так ещё и блудница. Как же так?»
Да, получается, так. И он усмехается. Вот теперь настоящая Мария. Ставки поднялись. Была Сонечка Мармеладова версии 2.0, а теперь уже сама Мария Магдалина версии 2.0. Ставки поднялись!
Южный мост. Он поднялся на мост и идёт над рекой. Этот мост, он оранжевый, как бархан на закате, но его называют золотым, потому что он самый дорогой в мире, его так нелепо и воровато строили, что он оказался самым дорогим в мире. Но ничего особенного тут нет. Мост как мост. Просто банален. Оранжево банален. Он смотрит вокруг: мост как мост. Даже машинам не особенно нужен. Мало машин. Изредка только проносятся. Он прислонился к перилам. Внизу вода. Река Даугава. Не Нил. Без крокодилов. И без фелук. Как он без Веры. Он ведь теперь без Веры, что эта Вера, ну что? Зачем она ему? Как этот Южный мост, с которого даже не хочется прыгать... никто ещё не спрыгнул с Южного моста, все прыгают с Вантового, а этот такой дорогой и нелепый, кому он нужен такой, ну кому?
Ему - точно - не нужен. Он идёт дальше. На другой берег. К отсутствующим барханам. Затеряться в песках...
Часть четвёртая
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. Третий день Пасхи. Весна продолжается. Общественный транспорт бесплатный по случаю праздника, он сел в автобус и доехал до конечной, а потом направился в лес.
Величавые сосны скрипят на ветру. Бронзовые вечнозелёные сосны. Ветер гуляет где-то вверху, а внизу, у земли, так спокойно, так тихо. Пахнущие смолой стволы будто колонны, колонны великого храма, а вместо жрецов тут синицы, тренькают хвалу небу и радуют уши.
На поляне, по краю, стоят берёзы. Он прислонился к белесому стволу и слушает, как тот гудит, как внутри, движимый неведомой мощной силой, поднимается из земли сок, чтобы сотворить чудо рождения жизни.
Бог Эрот качает сок,- думает он. Человеку, чтобы поднять воду на двадцать метров вверх, нужен сильный насос и электричество. А откуда насос у берёзы, как она поднимает сок ко всем своим ветвям, до самой верхушки? У человека кровь качает сердце. Где сердце берёзы? Ведь есть. Но где?
Он вспоминает, что у него в кармане есть ключ. Ключ от двери похож на длинный штырёк, им можно действовать как долотом.
- Угости, пожалуйста, соком, берёзка,- просит он дерево и прикладывает ухо к стволу. Гул одобрительный. Он выскабливает ключом отверстие в коре, неглубокое, ключ всё-таки не долото, кору прошёл, а дальше только царапает. Но росинка сока уже появилась и другая, и следующая. Он их слизывает языком. А потом говорит «спасибо» и направляется дальше.
Дальше опять сосновый лес. И прилежное треньканье синиц. Перелётные птицы, наверное, ещё не прилетели. Не обустроились. Но какая-то новая птица запела, только он не может её распознать. Пытается высмотреть в верхушках сосен, однако изящная трель, кажется, возникает из ниоткуда, просто разлита в воздухе - и, может быть, это сами сосны поют, а не только поскрипывают. Может быть, сосны. Бронзовые стволы пахнут смолой, они такие величавые и невозмутимые, они - корни неба. Деревья смыкают небо с землёй. Голубое небо просвечивает сквозь зелёные кроны и слегка покачивается. Огненный глаз солнца подмигивает: проси. Проси, чего хочешь. Он улыбается. Ему нечего просить. Как нечего было просить Диогену у Александра Великого. «Просто свети мне - и всё»,- так шепчет он солнцу. Корни неба слышат его шёпот, корни неба вознесут слова вверх и передадут по назначению. Он гладит ближайший сосновый ствол, гладит и приговаривает: «Какой ты хороший». Все рядом хорошие. Все как один. И сосны. И птицы. И небо. И солнце. И он. И он сам тоже - как часть этого, неделимая часть.
Он идёт дальше. Хрустит под ногами опавшая хвоя, на ветках по-прежнему тренькают синицы: одна... две... три... И та, неуловимая, невидимая птица, та тоже поёт вдалеке. Может быть, это дух леса, сам дух леса... Он достаёт из кармана монетку, подбрасывает вверх. «Прими, дух леса, моё скромное подношение. Уважаю тебя».
Сосны в ответ особенно заскрипели, загудел в вышине воздушный орган, зашевелились голые кусты. Синицы затренькали громче. А та, неизвестная птица, та переместилась. Теперь она ближе. И снова поёт. Быть может, поёт для него.