Но троллейбус стоит, а контролёрши сидят. Просто глядят на них с Верой. И, наконец, двери закрываются. Дальше можно уже не опасаться. Дальше никого не будет.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. Они вернулись в два часа. Почти полдня насмарку. Почти полдня он торчал в парке. Он явно устал, а Вера - ничуть. Такая весёлая, глаза странно блестят - у Веры есть всё, что ей нужно. Всё-всё. И она, оказывается, даже способна терпеть. Сначала пошла в ванную, хочет вымыть голову. Он слышит, как она плескается, ей там хорошо, она совсем не торопится. И у него есть время, чтобы залезть в свой загашник, чтоб подготовиться.
Но вот Вера выходит из ванной, старательно расчёсывает свои длинные волосы, нагибается по пояс, чтобы волосы свешивались вниз, и расчёсывает. Потом обматывает их полотенцем и закидывает назад.
- Ну всё,- её глаза улыбаются, загадочно блестят, как будто она «уже». Но она только собирается.
- Теперь принеси мне столовую ложку, воды и спички.
У неё в руке блестит фольга, катышок, в этой фольге порошок. А в его руке тоже кое-что есть. Он вдруг показывает Вере сиреневую бумажку, купюру в 500 евро.
- Видишь. Знаешь, сколько это в латах?
- Мно-о-го...- протягивает Вера.
- Ты жаловалась, что у тебя нет нормальных сапог. Хочешь, прямо сейчас поедем на базар и купим тебе самые лучшие сапоги. И ещё костюм купим. И ещё что-нибудь... Хочешь?
У Веры выкатились глаза, в её глазах сиреной гудит тревога, а он, он приблизился к ней, он выставил руку, другую.
- Поедем! Прямо сейчас! Только отдай мне своё... Я выброшу эту дрянь - и поедем. Купим всё, что захочешь. Отдай!
В её глазах ужас. Она прижала фольгу с героином обеими руками к груди. Как дитё,.. к сердцу прижала, под пытками не отдаст, настоящая мать - не отдаст!
Она мотает головой: не-е-т. Испуганные глаза вторят: не-е-т!
- Что ж, обойдёшься без сапог,- вздыхает он.- Ложка на кухне. И спички.
- Только не подглядывай,- у неё вырывается вздох облегчения. Одну руку от груди опустила, но не с фольгой, фольга по-прежнему возле сердца, а он - он сунул свои деньги в карман, его руки пусты.
Не продаётся.
Нечего и мечтать.
Но теперь он хочет увидеть, как всё происходит. Молча глядит через стеклянную дверь, как Вера на кухне возится. Вдруг заметила. Крик. «Я же просила, чтоб не подглядывал! Я же просила!»
Вера стыдится. Вера не хочет, чтобы он видел, как она изменяет ему с героином.
Интим.
Зато он может спрятать обратно свою купюру. Времени хватит.
Вера в очередной раз ему изменила, а он всё так же хочет её. Всё так же. Вера... весь мир в тебе, Вера, весь мир. Так же нагероинен людьми, так же само. Весь мир.
ОРГИЯ. Любя женщину, любишь всё. Что такое экстаз, как его описать? Это всё сразу. И в один миг. Всё сразу твоё. И алый закат, и золотистое поле пшеницы, и песни жаворонков над полями, и лазурное тёплое море... всё это сразу перед тобой, бесконечное; и всему этому бесконечному ты, конечный, говоришь «Да!» Ты его утверждаешь, ставишь штамп «одобряю». Не плоть с плотью сошлась, а весь мир продолжается. Длится мгновение. И сердце трепещет от красоты. И от радости. Входя в женщину, ты славишь вечность. Славишь и длишь. Ты, твоё да!, твоё семя. Всему этому быть! - кричишь ты. Без слов. Восторг твой кричит. Быть всему этому! Быть такой песне! Ты не в женщину влился, ты влился в мир, стал с ним единым. Через женщину стал. И пусть длится мгновение, пусть не кончается. Ты творишь. Ты - творец.
Разумеется, всего этого нет в твоей голове. Ничего нет. Отключилась она. Не её час. Другого. Истинного. Что есть истина? То, что сейчас. Вот оно.
****
ПАМЯТЬ. Жизнь. Последняя из эфемерид.
В среду Вера пришла с необычным требованием. Ей нужно сразу сто латов, не меньше. Она якобы хочет сделать аборт. Ей нужно сделать аборт, подходит последний срок. Потом станет поздно.
Сто латов - это шесть или даже семь полных доз. Наверное, ещё больше. Наверное, будет скидка, если сразу так много взять. Вера совсем потеряла голову.
Конечно, он ей не верил. Какая беременность? Всё у неё как обычно. Никаких перемен. Вечная жажда - и всё. И это же он сам показал ей сдуру 500 евро, теперь она не успокоится, покуда их не выманит. А придумывать ей уже нечего. Всё уже было... разве что только аборт. Вот и придумала. Но она же сама говорила, что никогда не беременела, после шестнадцати лет - никогда, тот первый аборт оказался и последним, такое случается, когда делают аборт в слишком раннем возрасте, он про такое слышал... Вот и с Верой, должно быть, такое случилось. Он вспоминал свою бывшую жену, какой была та, когда забеременела, как изменилось её поведение, как всё в ней изменилось - а что изменилось у Веры? Просто новая ложь. Очередная.