– М-да, – сказал Гаспарян, теребя выбритый подбородок. Когда он умудрился побриться – никому ведомо не было. – Кто-нибудь может сказать, что это такое?
– След от сохи Никиты Кожемяки, – буркнул Рузаев. – Он со змеем ночью землю делил…
– Канал, – произнес Костров, настроенный более прозаично, со вздохом трогая щетину на щеках. – Глубина метра два, да ширина столько же… Пауки наши, оказывается, умеют строить каналы не хуже нас. Д-р-р-р – и готово! Только зачем им вода? Миша, паукам вообще вода нужна?
– В мизерных количествах. Насколько мне известно, необходимое количество жидкости пауки высасывают из своих жертв. Но чтобы целая река… Кстати, почему ты решил, что этот канал построили пауки?
– А кто же еще?
– Вот что, – сказал Гаспарян. – Давайте-ка определим точно, куда идет ров. Если вода течет к просеке, там скоро будет потоп. Тогда придется переносить лагерь еще выше по дороге.
– Переносить надо в любом случае. – Рузаев обвел взглядом лес, свежую двухметровую борозду, проделанную неизвестно кем и неизвестно зачем за одну минуту. – Вдруг паукам вздумается проложить еще один канал? Пройди он по лагерю…
– Точно, – кивнул Костров, – костей не соберем!
Гаспарян поморщился и махнул рукой.
– Я же сказал: перенесем. Пошли.
– А завтрак? – спросил Костров. – Может, лучше после завтрака?
– Успеем, перекусим консервами. Не отставайте.
Они потянулись гуськом друг за другом: впереди Гаспарян, потом Рузаев и Костров. Не успели пройти и полсотни шагов, как в лесу раздался треск и на берег канала выскочил ошалелый пожилой дядя, одетый в заплатанные штаны времен Первой мировой войны, ветхую студенческую куртку с надписью «Алтай-88» и женскую соломенную шляпу с выцветшей розой на полях. В руках он держал просторную ивовую корзину – судя по его рыси, пустую. Заметив экспертов Центра, он круто затормозил.
– Доброе утро, – вежливо приветствовал его Гаспарян.
– Здорово! – сипло отозвался дядя, заросший мощным волосом чуть не до бровей. – Чего это вы тут?..
– Мы ученые, не пугайтесь, изучаем пауков, а вы?
– Леший, – шепнул на ухо Кострову Рузаев.
– Грибник, – догадался тот. – Я уж думал, что сюда по грибы никто не ходит. Вы, наверное, напоролись на пауков?
– Тьфу! – сплюнул дядя, достал огромный клетчатый платок и вытер лоб и шею. – Я в этих местах, почитай, шестой десяток годков грибы собираю! Что ж это за дрянь тут деется?
– Вы же видели, пауки, – пожал плечами Рузаев. – Туда больше не ходите, опасное место. Где вы живете?
– В Жуковке, хата у меня там…
– Вернетесь, скажите соседям, чтобы сюда пока не ходили. Мол, запретная зона.
– Дак куды ж тогда за грибами?
– Лес велик, найдите еще места. А здесь… сами видите.
– Вижу. – Дядя немного успокоился, трубно высморкался и тут заметил ров. – А энто откудова?
– Оттудова, – кивнул в сторону болота Рузаев.
Дядя проследил взглядом, затем издал сиплый горловой звук и снова попер в лес, ворочаясь в зарослях, как дикий кабан.
Костров засмеялся.
– Натерпелся страху грибник, все грибы растерял!
– Страх – ладно, не было бы еще каких-нибудь сюрпризов вроде инфразвука, – сказал Гаспарян. – Места эти, видать, грибные, ждите еще гостей, особенно в выходные дни. Надо было как-то обозначить зону, не дай бог что случится!
– Чем обозначить? Не писать же объявления на деревьях…
– Не знаю, чем и как. Думайте.
Рузаев почесал в затылке.
– Одни мы не справимся. Охватить надо зону километра три в поперечнике, это по окружности километров десять.
Гаспарян молча зашагал вперед.
– Ладно, посмотрим по ходу дела, – сказал Костров, понимающе глядя в спину начальника группы.
Они снова направились вдоль созданного ручья в лес и вскоре пришли к мнению, что ров тянется точно к просеке, к центральному паутинному скоплению. Однако никаких следов затопления местности не обнаружилось, хотя ручей тек всю ночь и должен был уже разлиться по лесу.
– Странно, – пробормотал озабоченный Гаспарян. – Никакого котлована в районе просеки вроде бы нет. Куда же девается вода?
– В болото, – предположил Костров.
Рузаев промолчал.
Они стояли в удивительном, сказочном лесу, затканном паутинами. Косые лучи утреннего солнца пронизывали его огненными стрелами, и паутины вспыхивали всеми цветами радуги, словно усыпанные драгоценными камнями. Свежая борозда разделяла лес надвое и придавала ему угрюмую материальность. Лишь один звук нарушал колдовскую тишину вокруг – едва слышное журчание воды.
Рузаев сфотографировал ров, исчезающий в туманной глубине леса, и они побрели назад, стараясь идти бесшумно, тихо, инстинктивно ожидая появления чего-то непонятного и грозного.