– Нет, я прыгнул в длину метров семь без разбега, прямо в ведра с водой.
Они засмеялись вдвоем, всхлипывая, давясь, и хохотали до тех пор, пока не проснулся Рузаев.
– Вы что, с ума посходили? Два часа ночи, а они ржут! Анекдоты травите, что ли?
– Извини, Михаил, – сказал изнемогший Гаспарян, вытирая слезы. – Разрядка за день.
– Звонил Ивашуре?
– Звонил. Шеф передал всем привет. Завтра вечером или послезавтра утром обещал привезти комбинезоны или штормовки. Так что надо успеть составить хотя бы общую картину.
– Да, Игорь Васильевич не любит туманных формулировок.
Костров выполз из спального мешка и, поеживаясь от холода, выбрался из палатки. Спустя минуту раздался его голос:
– Братцы, смотрите-ка!
– Что там еще? – всполошился Гаспарян, высовывая голову из-под полога, и тихо выругался по-армянски.
Над лесом, в стороне злополучной просеки, заросшей паутиной, вставало мягкое, переливчатое, серебристо-пепельное сияние.
Глава 5
Завтрак прошел в молчании. Собрались также молча, только Гаспарян, выглядевший, несмотря на плохо проведенную ночь, как всегда, аккуратным, подтянутым и свежим, сказал Кострову:
– Иван, захвати-ка на всякий случай ружье.
Кострову не хотелось тащить на себе лишние килограммы железа, но он вспомнил свое вчерашнее приключение и без слов нацепил на шею ремень ивашуринской бескурковки. Рузаев лишь головой покрутил, протирая объектив своего знаменитого «Киева-10».
В лес вошли по тропинке, протоптанной ими за два дня. Не успели миновать заросли жимолости, как шедший впереди Гаспарян вдруг остановился, словно наткнулся на змею. Костров обошел его сзади и увидел в кустах, невысоко над землей, кружевную снежно-белую паутину.
– Так, – спокойно сказал Рузаев. – Пауки расширяют свои владения. Еще вчера их здесь не было.
Гаспарян молча раскрыл футляр электрометра.
– Напряженность поля – четыреста вольт на сантиметр.
Костров присвистнул. Потоптавшись у паутины, он проследил за длинной серебристой нитью, цеплявшейся за куст рябины, и увидел вторую паутину. За ней располагались сразу две, связанные между собой ажурным мостиком, а дальше, метров через десять, шло уже белое паутинное поле, опутавшее стволы сосен и берез, траву и кустарники.
Гаспарян отломал сухой сук и ударил по паутине. С отчетливым стеклянным хрустом паутина развалилась на две части и потухла – стала серой, словно ее присыпали пылью.
Костров заметил какое-то движение в траве под кустом, без долгих раздумий рванул с плеча ружье, поймал на мушку черное пятно, убегающее в траву, и нажал на спуск.
Бах!
Выстрел разнес тишину леса в клочья отголосков.
– Сдурел! – шарахнулся в сторону Гаспарян.
– Паук… – пробормотал Костров и повел стволом.
Рузаев с любопытством оглядел его, полез в кусты и, поворочавшись там минуты три, глухо спросил:
– Чем было заряжено ружье?
Костров покосился на Гаспаряна.
– Дробью, – ответил тот. – А что?
– Это был паук. К сожалению, Иван отменный стрелок, и от паука остались только рожки да ножки.
Рузаев вылез из кустов и смахнул с колен приставшие комки мха и сосновые иголки.
– Надо было целиться в ногу, – сказал он рассудительно.
Все трое переглянулись и засмеялись. Потом Гаспарян взял у Кострова ружье.
– За стрельбу тебе еще придется отвечать, стрелок, так что не очень радуйся. Тут тебе не тир. А эхо слышал? Дразнит нас какая-то зараза…
– С чего вы взяли? – осведомился Рузаев.
Костров посмотрел на Сурена и рассказал Михаилу случай с «вечерним концертом».
– Значит, кричат, по-вашему, пауки?
– Но ведь больше некому, сам видишь – ни птиц, ни зверей.
– Ну, отсутствие зверей еще надо доказать, а вот то, что паукам нечем издавать звуки, это я знаю точно.
– Сам же говорил, это не пауки, а сольпуги. Может, и не сольпуги вовсе, а какой-нибудь новый вид?
Рузаев пожал плечами.
– Не знаю. Вообще-то на Земле известно около тридцати пяти тысяч паукообразных, открыть новый вид сложно. Но если это действительно новый вид – так и быть, приоритет за тобой.
– Дадим ему название: паук «Иванус Костровус», – предложил Гаспарян. – Звучит, не правда ли, Михаил?
Рузаев, усмехнувшись, кивнул.
– Лично у меня есть своя гипотеза. – Он прошагал к ближайшим паутинам и снял с шеи ремень фотоаппарата. – Пауки-мутанты.
– О! – Гаспарян оживился. – В этом что-то есть.
– И все же здесь нужен специалист-арахнолог. – Рузаев сфотографировал потухшую паутину и перевел пленку. – Я всего лишь зоогеограф по образованию; моя специальность, причем бывшая, заметьте, – изучение факторов, определяющих распределение животных, в частности пресмыкающихся. О пауках я знаю мало.