– Не помнишь, – его голос вдруг стал слишком небрежен, – как выглядит этот фотограф?
– Вижу, как сейчас, – сказал я уверенно. – Маленького роста, писклявый, лет тридцати. Вьющиеся обесцвеченные волосы и очки без оправы.
– Не знаю парня с такой внешностью. – Монахан быстро пожал плечами. – Но возможно, его имя есть в картотеке Майкла. Он тщательно ведет все записи и легко находит имена и даты, что хочешь. Заходи в дом, я посмотрю.
– Спасибо, – благодарно отозвался я. – Вы и в самом деле хороший парень, Шон!
В ответ он только скрипнул зубами и открыл дверь. В квадратном холле их было три, и отдельная лестница вела на второй этаж.
– Жди меня здесь. – Монахан кивнул на левую дверь. – Скоро вернусь!
Я вошел в просторную гостиную со стеной из матового стекла, за которой открывался вид через ущелье на огни Лос-Анджелеса, начинавшие мерцать в наступающем сумраке. Солнечную комнату заполнили густые закатные тени, и поэтому с трудом можно было разглядеть даже очертания мебели. Монахан может сейчас заниматься чем угодно, подумал я, кроме одного – рыться в мифической картотеке, существование которой придумано им на крыльце. Когда вспыхнул свет и осветил комнату, обставленную обычной датской современной мебелью, я почему-то ощутил легкое разочарование. Чего я ожидал? Интерьер из фильма ужасов с Железной Девой для начала? В дверном проеме стоял черноволосый коротышка и целился в меня из пистолета.
– Ладно! – Он устремился ко мне. – Забудем дерьмо, которое ты нес тут про встречу с Майклом на вечеринке. Ты никогда его не видел!
– Что с тобой? – воскликнул я. – Поехала, что ли, крыша, Шон?
– Хочу знать, кто ты и какого черта здесь делаешь, – бросил он. – У тебя десять секунд, чтобы сказать правду, или… – Он многообещающе взмахнул пистолетом.
Мне стало чуть легче. Судя по поведению, парень – чистейшей воды любитель: пока он держит меня под прицелом, я в безопасности.
– Говорю же, – нервно ответил я. – От Майкла мне нужны только имя и адрес этого фотографа. Слушай, у меня новая подружка, которая не прочь попозировать для фотографий, и вы никогда не видели такую великолепную пару…
– Заткнись! – Тик на его лице дернул уголок рта. – Я же сказал, брось это дерьмо! Если не хочешь получить дырку в груди, выкладывай все немедленно.
Роль грязно выражающегося сутенера отыграна, понял я, пришло время сменить темп. Я медленно подошел к кушетке, перед которой стоял длинный низкий стол, и сел, слегка развалившись.
– Ты крепко влип, малыш, – глумливо усмехнулся я. – Втравил сам себя в паршивую ситуацию.
– О чем это ты? – быстро спросил Шон.
– Если я пошлю тебя к черту, тебе придется или стрелять – тогда думай, как объяснить появление моего трупа полицейским! – или сменить тон беседы.
Монахан пошел на меня, пока не остановился почти рядом на расстоянии каких-нибудь шести футов.
– Если будет нужно, и выстрелю! – с нажимом сказал он. – Вытащи бумажник и брось на стол.
– Если это тебя позабавит, – насмешливо заметил я, – пожалуйста.
Я положил бумажник на стол, затем откинулся на спинку кушетки, раскинув руки по подушкам, и уставился на него. Он подошел к дальней стороне стола, продолжая держать меня под прицелом. Проблема состояла в том, как посмотреть содержание бумажника, одновременно не спуская с меня дула пистолета и глаз. Ответ напрашивался сам: поднять бумажник свободной рукой, затем отступить, делая расстояние между нами слишком большим, чтобы я мог питать надежду на прыжок. Вот-вот, думал я, решение придет ему в голову, и в готовности согнул правую ногу. Он потянулся правой рукой, и в миг, когда его пальцы коснулись кожи бумажника, я вскинул ногу. Носок моего ботинка ударил по нижней стороне столешницы и опрокинул стол вперед, так что внешний край тяжело ударил его по голеням. Он взвизгнул, и пистолет взорвался в его руке, а пуля сделала аккуратный критический комментарий, пробив центр абстрактной картины на стене за моей головой.
Видимо, звук выстрела напугал Монахана до смерти, потому что он так и остался стоять с широко открытым ртом, когда я рыбкой нырнул с кушетки над перевернутым столом и всем своим весом припечатал его к полу. Я упал сверху, что было несравненно более приоритетным положением, и, приземляясь, слышал, как из его легких с шумом вырывается воздух. Когда я поднялся, коротышка все еще не шевелился и, судя по выражению его лица, приготовился к смерти, однако почему так долго? Я схватил его за шикарную рубашку и рывком поднял на ноги. Может, мои шесть дюймов и сорок фунтов преимущества и несправедливы, но я не позволил этой мысли сбить себя и от души ударил его по щеке, продолжая крепко держать за рубашку.