Внезапно он набрал в легкие достаточно воздуха, чтобы издать тонкий, полный ужаса вопль.
– Я не садист, – ласково улыбнулся я. – Мне без разницы, каким способом тебя расколоть. Все, что мне надо, – это правильные ответы. – Я сделал паузу, чтобы ударить слева по другой щеке, и он захныкал. – Итак, имя фотографа и где его найти?
Я отпустил рубашку, приставил к его груди ладонь и с силой толкнул. Он пятился, теряя равновесие, пока не наскочил на стену. Я поднял пистолет с пола и, взявшись за ствол, медленно стал наступать на него.
– Рукоятка сберегает руки, которые могут понадобиться для лучших вещей в жизни, – небрежно произнес я, подойдя поближе. – У тебя свои зубы, Шон?
Он прикрыл лицо рукой в защитном жесте и крепко зажмурился.
– Нет, не надо! – Казалось, слова выскакивали из него помимо его желания. – Я понял: вам нужен Терри Вуд. Он живет в Западном Голливуде.
– Адрес?
– Дом с наружными лестницами, третий этаж. – Монахан отбарабанил номер улицы, словно только и хотел, что угодить мне.
– Забираю пистолет с собой, – сообщил я ему, – не хочется, чтобы ты случайно вышиб себе мозги, когда я вернусь.
В его широко открытых глазах появился неподдельный ужас.
– Вернетесь?!
– Если имя и адрес не соответствуют действительности – обязательно! – пообещал я. – И выбью тебе все зубы, по два зараз.
– Все честно, – быстро сказал он. – Клянусь!
Я спрятал пистолет в боковой карман, поднял с пола бумажник и был готов к дороге. Когда я вышел из комнаты, Монахан проводил меня внимательным взглядом, все еще прижимаясь к стене. Пять минут спустя, сидя за рулем автомобиля, я мысленно вздрагивал, вспоминая разыгранную в гостиной банальную сцену. Но успокаивал себя тем, что так хотел Шон Монахан – возможно, повлияли воспоминания детства о дешевом гангстерском фильме – и, вероятно, я разочаровал бы его, если бы не подыгрывал в том же стиле.
Когда я поставил машину перед жилым домом в Западном Голливуде, уже стемнело. Свет уличных фонарей отражался от потрепанных фасадов – похоже, улица так далеко скатилась по наклонной плоскости, что ей уже наплевать на остальную часть квартала. Я поднялся по скверно освещенной лестнице на третий этаж и нажал кнопку звонка. Из квартиры в ответ не последовало ни звука, и я нажал еще пару раз с тем же результатом. Мой блестящий импровизаторский ум осенила идея – может, следует постучать? Однако едва костяшки моих пальцев коснулись дерева, как раздался слабый щелчок, и дверь приоткрылась.
Я вошел, пошарил по стене в поисках выключателя, зажег свет и закрыл за собой дверь. Квартира состояла из гостиной, спальни, ванной и кладовки, переделанной под кухню. Пара древних деревянных картотечных шкафов в спальне выглядела сиротливо и голо. Все ящики были опрокинуты на пол, и по всему полу раскиданы не менее десяти тысяч фотографических карточек. Сам фотограф лежал на спине, растянувшись поперек кровати, и, когда я взглянул на него поближе, мой желудок тут же взбунтовался: единственной узнаваемой чертой оказались вьющиеся светлые волосы. Кто-то беспощадно наносил ему удары традиционным тупым предметом и жестоко забил до смерти: лицо превратилось в неописуемое месиво.
В самом начале можно было логически предположить, что фотограф не случайно оказался в Малибу во время подъема Флер Фалез на вершину скалы. Но после рассказа Линдермана-Строберга о Майкле Линдермане и Шоне Монахане разумней показалась догадка, что фотограф мог быть связан с ними. Догадка подтвердилась в разговоре с Монаханом всего полчаса назад. Но кто-то добрался до Терри Вуда раньше и первым убил его. Майкл Линдерман, машинально подсказал мне мой мозг, но тут же подкинул противный вопрос: а зачем? Ответа не было, поэтому я оставил всякие попытки догадаться, еще не начав размышлять.
Слегка сжав зубы, я протянул руку и коснулся плоти фотографа, холодной как лед, но легко подавшейся под моими пальцами, а это свидетельствовало, что фотограф мертв уже довольно давно.
Глава 5
Я поставил кабриолет на поворотном круге рядом с одиноко стоящим «линкольном», затем поднялся по внутренней лестнице в дом. Когда я вошел в гостиную, Арлен Доннер с дружеской улыбкой повернулась от бара. Ее светлые с медным отливом, расчесанные на пробор волосы падали на плечи. Она была в широком свободном кафтане с броскими зелено-белыми завитушками, и, когда обернулась, я разглядел под кафтаном контуры ее тела. Похоже, под ним ничего не было, что открывало передо мной весьма заманчивые перспективы. Стараясь делать это не слишком явно, я проследил очертания полного бедра почти до самого паха, где все становилось черным и таинственным. Распиравшие яркий материал груди слегка подпрыгивали при движении, производя одновременно томное и чувственное впечатление.