– Старик пытался использовать вас как угрозу против меня, – тихо сказал Майкл Линдерман. – Он жаждет моей смерти, и как можно скорее. После всего, что я ему причинил, понятное желание. На его месте я чувствовал бы, наверное, то же самое; но это все наши семейные распри. Вы же другое дело, Холман, вы делали это за деньги.
– Что? – переспросил я.
– Делали грязную работу. Например, убили Терри Вуда, потому что старику потребовалось убрать его с дороги, а мокруху пришить мне.
Вот опять, с тревогой отметила частичка моего сознания. Та же манера, что вчера у Монахана. Даже не любительство, а старомодное представление о крутизне и устаревшие клише, заимствованные из диалогов ночных фильмов по телевидению.
– Неправда, – отрицал я. – Но вы ведь все равно не поверите.
Монахан нетерпеливо хохотнул.
– Можно тут стоять до скончания века, слушая это дерьмо, Майкл!
– Тогда пойдем в гостиную и выпьем? – предложил я.
Линдерман неуверенно нахмурился.
– Без шуток, Холман. Нам нужен только предлог!
– Какие уж тут шутки, – устало сказал я. – Вам уже все ясно. Но может, я сумею убедить вас в обратном. Не совсем уверен, но постараюсь.
– За кого ты нас принимаешь? – выкрикнул Монахан. – По-твоему, мы идиоты?
– Убеди меня, что ты лично – нет! – огрызнулся я. – Скажи-ка, что я хотел и узнал от тебя.
– Имя Терри Вуда и его адрес.
– Зачем?
– Чтобы найти его и убить, вот зачем!
– Как вы узнали о смерти Вуда?
– Ну-ну! – нетерпеливо прорычал Линдерман. – Прочли в утренней газете.
– Должно быть, прозевали строку, где сказано, что, когда его нашли, он был мертв уже тридцать шесть часов?
Наступила длинная неловкая пауза, затем Монахан снова вскинулся:
– Это еще не доказывает, что ты его не убивал, Холман.
– Да, конечно, – презрительно заметил я. – Я убил его, а через пару дней решил выбить его имя и адрес из тебя и при этом не забыл назваться своим настоящим именем. – С беспечным видом я обратился к Линдерману: – Может, все-таки зайдем и выпьем?
Может, я и убедил Монахана, но по выражению лица Линдермана понял – нужно расстараться куда больше, чтобы заронить в него даже тень сомнения. Внезапно я почувствовал, что катастрофически старею, просто стоя рядом с этими парнями.
– Ладно, – буркнул Линдерман. – Но, как я предупредил, без шуток.
Когда мы вошли в гостиную, Монахан вскрикнул, схватил с крышки бара пустой пистолет и с ликующей ухмылкой оглянулся на меня.
– Потерял бдительность, Холман! Или рассчитывал успеть первым? – Он взглянул на пистолет, и его глаза расширились. – Это… это мой!
– Из него ты вчера прострелил картину, – кивнул я.
– Дай сюда, – коротко сказал Майкл.
– Он же мой, – возразил Монахан.
– Говорю, отдай! – В голосе Линдермана звучала ярость.
Лицо коротышки потемнело, однако в конце концов он нехотя протянул пистолет другу рукояткой вперед. Линдерман выхватил оружие из руки Монахана и спрятал в карман пиджака.
– Не собираешься представить меня своим друзьям, Рик? – вежливо спросил Тео Олтмен.
Друзья молча уставились на него, и через несколько секунд их пристальное разглядывание привело режиссера в замешательство. Тео заерзал в кресле, потом решил, что, возможно, будет лучше, если он встанет.
– Олтмен! – Слово прогремело как выстрел, потому что Линдерман почти выплюнул его.
– Неудобно как-то получается, – мягко сказал Тео. – Мы разве знакомы?
– Майкл! – Глаза Монахана вспыхнули. – Ты ошибался! Настоящий расклад в этой комнате, оба вместе, сразу, как на тарелочке! – Он почти истерически расхохотался.
– Заткнись! – Линдерман не сводил глаз с Олтмена с того самого момента, как его увидел. – Майкл Линдерман. Это мой друг, Шон Монахан.
– Рад, что мы наконец вернулись к началу, – едко заметил Тео. – Но разве мы уже встречались?
– Недооцениваете свою известность, – иронично произнес Линдерман. – Кто не знает блестящего кинорежиссера Тео Олтмена? Самого Бичевателя! Еще на пороге я услышал свист бича!
– Мы сто раз снимали эту сцену, и ты сто раз играл неправильно, так что будем снимать еще сто раз, пока не сыграешь, как надо! – дико захихикал Монахан.
Тео разглядывал их с озадаченным выражением лица. Я посочувствовал ему: он видел, что над ним смеются, но не понимал почему.
– Что будете пить? – спросил я, идя к стойке бара.
– Шотландское, – сказал Линдерман. – Оба. Мистеру Олтмену – мартини, восемь к одному, с привкусом лимона.
– Мистер Олтмен скрупулезен во всем, от спиртного до секса, – подавился смехом Монахан. – Человек, который заставляет жену полчаса мыться, прежде чем пустит в свою постель, поистине скрупулезен, правильно?