Перед камином стоял долговязый тип, похожий на отвратительный обломок дерева, – очевидно, Тео Олтмен. Он был одет в синий клетчатый костюм и ярко-розовый свитер. Лицо долговязого совсем не гармонировало со слегка пижонской одеждой: оно принадлежало стареющему орлу, забывшему, что сезон спаривания давно закончился. Высокий лоб встречался с отступившей линией волос далеко на макушке. То, что осталось от волос, было длинным и черным. Холодные, полуприкрытые веками серые тусклые глаза широко расставлены – возможно, чтобы видели дальше большого крючковатого носа? Рот в лучшем случае напоминал щель мусорной ямы. Я машинально надеялся обнаружить в руке долговязого бич, но увидел всего лишь стакан.
Медная блондинка представила нас друг другу, затем многозначительно улыбнулась мне:
– Все еще пьешь бурбон, Рик?
– Хорошо, что не забыла, милочка, – с ответной понимающей улыбкой сказал я. – Судя по тому, как сидит на тебе эта одежда, ты все так же презираешь нижнее белье и другие подобные излишества.
Улыбка блондинки внезапно застыла, она быстро отвернулась и отошла к бару в другом конце комнаты. Олтмен медленно потягивал свой мартини, а его полуприкрытые глаза внимательно изучали меня из-за края стакана.
– Конечно… – Голос режиссера был тих и слишком тонок для его костистого тела. – Холман! Осторожный швейцар, улаживающий гнусные неделикатности, совершенные киномагнатами! – Рот Олтмена растянулся в каком-то подобии улыбки, и тонкие губы совершенно исчезли. – Воображаю, как вы заняты, бегая повсюду с проволочной метелкой и заметая грязь под ковры. Интересно, чья грязь привела вас в этот дом? Хотя что это я, будто подобное неизвестно!
Подошла Арлен с моим бурбоном, и в ее глазах промелькнул ужас.
– Никакой грязи, – небрежно сказал я Олтмену. – Я по-прежнему имею обыкновение навещать всех моих старых подруг, вот и все. Разве я мог отсутствовать так долго, чтобы Арлен перестала скучать по мне?
– Я всегда скучаю после твоего ухода, Рик, – подтвердила она. – Как-то в один ужасный вечер я проскучала целых тридцать минут! – Она сунула стакан в мою руку быстрым нетерпеливым движением, отчего зазвенели ледяные кубики. В следующий миг я почувствовал, как с пальцев стекает хороший бурбон.
– Я пришел на панихиду, – объявил Олтмен. – Возможно, несколько опередив события. Но всю будущую неделю я буду слишком занят, чтобы для чего-то выкроить время.
– Смените тон, Тео, – тонким голосом проговорила Арлен. – Флер вовсе не умирает.
– Ошибаетесь, милая. Ее время пришло. – Пять жутких секунд он стоял с закрытыми глазами, склонив голову набок. – Разве вы не слышите бой часов? На часах жизни Флер без пяти минут полночь. – Олтмен скромно пожал плечами. – У меня всегда было это странное экстрасенсорное предчувствие смерти – других людей, конечно.
– Несколько лишних перьев, – сказал я, – и никто не отличит вас от любого другого стервятника.
– Еще мартини! – Олтмен протянул блондинке пустой стакан. На миг мне показалось, что этим стаканом Арлен сейчас разобьет режиссеру голову, но, очевидно, она раздумала и направилась к бару. – До нелепости преданная девушка! – заметил Олтмен. – Я часто задавал себе вопрос, нет ли между ней и Флер каких-то особых, тайных отношений.
– Вы задаете себе слишком много вопросов, мистер Олтмен, – вяло отозвался я. – Хотя как сказать: грязный ум, который достался вам, очевидно, не пригоден для иных целей.
В глазах режиссера промелькнул огонек удовлетворения, и я понял, что ответная грубость входила в его планы. Пришла Арлен со стаканом мартини и, заметив, что Олтмен садится в кресло, затравленно посмотрела на него. Тео взял стакан, сделал маленький глоток и, перед тем как проглотить, покатал спиртное во рту.
– Еще слишком отдает вермутом, дорогая, но все-таки наметился определенный успех по сравнению с предыдущим. Кто знает! Если я пробуду здесь достаточно долго, то сумею научить тебя делать неплохой мартини.
– Жду не дождусь уроков! – фыркнула Арлен.
– Знаете, Холман, бедная Флер Фалез никогда не была актрисой. – Обращаясь ко мне, режиссер не сводил глаз с Арлен. – Когда в те стародавние времена Киган выкупил ее контракт у Джорджа Блума, она занималась тем, что вертела бедрами и обнажала грудь, и хотя не играла чистой порнографии, но подходила к ней очень близко. Единственный хороший фильм, в котором снялась Флер, – результат блестящего подбора актеров. Киган хотел, чтобы Флер играла самое себя, но даже с этим она не могла справиться. Затем муж Флер удачно утонул во время медового месяца – реклама появилась фантастическая! – и вдруг она стала звездой. И больше ей не нужно было пытаться играть. Очень кстати, потому что у Флер никогда не было способностей.