П. уже не единожды послушал «Большую фугу» Бетховена, которая так нравилась Сильвестро. Он двинулся дальше, слушал Рихарда Штрауса и Брукнера. Особенно его впечатляло скерцо из Седьмой симфонии, оно напоминало знаменитый «Полёт Валькирий». Орлиные когти кварт хватались и выдёргивали сердце из груди П., он летел куда-то в вершинах гор, парил над обыденностью и чувствовал в себе высший закон, по которому может уничтожить своё семя в лоне Амали. Стальные доспехи симфоний Брукнера вселяли в него хладнокровие, которое сама же Амали некогда в нём воспитала. Ей нужен был добытчик, а не жертва. День за днём она усердно ваяла карьериста, хваткого делягу, не упускающего своего, и у неё это успешно получилось. Но ростки искусства было не затоптать, они проросли сейчас, благодаря Северо, и дали свои странные плоды.
Однажды вечером П. вновь оставил Амали одну и отправился в беседку к старику. На сей раз они не захотели сидеть на одном месте и пошли к морю. По пути их, музыкой и приветливыми улыбками девушек, зазывали питейные лавки. П. уже давно позволял себе напиваться в компании Сильвестро и не стыдился пьяным и прокуренным возвращаться в постель к жене. Алкоголь южной ночью раскрывал двери души, бодрил дремлющий дух и подбрасывал в вершины гор, словно симфонии Брукнера. Разгорячённые беседой и вином, они вернулись на постоялый двор и взобрались в мансарду скульптора. Там Северо, не жалея динамиков, включил что-то из обожаемого Бетховена. Тело требовало движенья, чувства распалились до истерии, и старик схватил мужчину под руку и вместе они стали кружиться в диковатой пляске, громко топая по полу. Пустые и початые бутылки, которые всегда были у Сильвестро, гремели на гуляющих досках, воняло потом, спиртовой отрыжкой и хлебом. Мужчины кружились сначала в одну, потом в другую сторону и, по своему обыкновению, старик кричал во всю пьяную глотку: «Ха-ха, хе-хе! Пляши, танцуй, Маленький принц, давай ещё! Ух, ух, шибче, шибче, прялка! Ну же, ну же! Вытанцовывай из себя всё, что есть в молодом теле! Топай, топай, что есть мочи в пол!!!». П. захватило почти то неистовство, что было между ним и Амали в первые дни отдыха, но только теперь он был не хищником, который услаждал себя и самку, а влекомой куда-то жертвой в сильных лапах сокола. В этой безумной пляске тела содрогались, ноги выкручивались, дряхлые мышцы, на когда-то крепких руках Северо, колыхались, как желе. Это было нечто, сошедшее с полотен Брейгеля, настолько сочно, жанрово получалось у Северо. Складывалось впечатление, что и скульптура «Венцеклефта», задумавшегося над вечным, и не обращавшего внимания на загулявших, тоже подпрыгивает в танце.
Тем временем Амали в страхе раскрыла глаза и пыталась понять спросонья, что вокруг твориться. Потолок ходил ходуном и, казалось, вот-вот проломиться. Поначалу она думала искать мужа, но тут же поняла, что он над ней, стучит в потолок. Она лежала с открытыми глазами. Мысли набегали одна на другую. Доносилась грязная брань, стуки соседей, поднялся общий шум. Наконец хозяйка забарабанила в двери мансарды. Доносилась её сыпучая, как горох, речь. На какое-то время музыка с пляской прекратилась, мужчины начали греметь стаканами и разгорячённо общаться, затем Северо опять стал плясать буйную жигу, но без музыки, под аккомпанемент собственных башмаков.
П. намеренно шумно вошёл в свой номер, громыхнув сброшенными с ног сандалиями, получая удовольствие от того, что беспокоит спящую жену. Его не пугало это мерзкое наслаждение, он знал, что Амали давно проснулась от грохота, который ему нравилось создавать, с удовлетворением понимал, что она терзается. Он был безобразен, обрушился в постель и Амали, напуганная, сжалась, придвинулась к самой стене. П. прекрасно чувствовал её тревожность и запустил руку под лёгкое покрывало. Он шарил ею, как вор в поисках добычи, бессовестно, нагло. Девушка не чувствовала в этих прикосновениях любви мужа, это был пьяный развратник с недобрыми намерениями. Ещё какое-то время она покорно лежала, подчинённая чужим объятиям, рукам старика Северо, а не своего супруга, и больше не могла терпеть, встала и убежала в ванную. Она закрылась на замок, несколько минут вслушивалась в тишину, стараясь быть незаметной всему свету, и горько расплакалась. Женщина чувствовала всем сердцем, что светлое небо её жизни накрывает плотная туча неведомой напасти. Впереди ещё виден яркий диск солнца – надежды на будущее – но позади приближается тёмная гряда, какие бывают жарким летом, полная холодной влаги, готовой исторгнуться потоками слёз.