– Совсем один?
– Со Стёпкой и Серёжкой.
– Ну в смысле, без взрослых же вы, – удивляется брат.
– Да, совсем без взрослых. Мы едем по особому маршруту, через два крупных города, а в Питере нас встречают твои похитители, надевают мешки на голову, и везут в своё убежище.
– А зачем мешки на голову? – тихо спрашивает Андрюшка, а на лице совсем детское изумление, жажда услышать продолжение. – Так и правда было?
– Так не было, – отвечаю. – Но просто по всему этому делу обратятся в полицию. Те будут спрашивать адреса, а я нашёл вот отмазку.
– А зачем в полицию обращаться? – не унимается Андрюшка.
– Ну как… Стёпка. Ведь его в конце убили в перестрелке. Нас посадили в подвал, где было окно в сеточку. Ну я нашёл лазейку и мы сбежали. Нас заметили и принялись стрелять, и в Стёпку… – я закусываю губу и внимательно смотрю на Андрюшку. Вот-вот заплачу.
– А его правда так и убили? – тихо спрашивает брат.
– Я потом расскажу тебе как его правда убили, – отвечаю. – Пока помни, что ты сидел в подвале все эти дни, тебя кормили из миски всякой баландой, а потом затащили туда меня. А я нашёл выход. Понял, что говорить?
– Понял, – интенсивно кивает Андрюшка.
– Главное, я тебя спас. Родителям, думаю, будет плевать, с кем-то там разбираться. Главное, они узнают, что ты жив. В полицию обратится, скорее всего, папа Стёпки.
– А телефон? Твой телефон. Вдруг они решат проверить звонки.
Я вытаскиваю аппарат из кармана и некоторое время оглядываю его.
– Чёрт-с два, – говорю и швыряю телефон на асфальт. Корпус разлетается вдребезги, а я ещё наподдаю сверху близлежащим камнем. – Пусть проверяют. А теперь… пойдём домой.
– Пойдём! – восклицает братишка. – Скорее. Я хочу домой.
И мы идём. Солнца уже нет, небо сгущает сумерки, а мы медленно ковыляем к дому мимо мрачных домов, которые уже не отбрасывают тени, они все погрузились в неё. На середине пути в окнах зажглись лампы, а мы молча держим путь к нашему кварталу. Сердце щемит, страх дрожит где-то под солнечным сплетением. И молчим. Я хочу побыть с собой наедине, а Андрюшка, видимо, до сих пор не верит в своё возвращение.
Путь пролегает мимо дома Герундовых. Отец семейства сразу замечает нас, вскакивает и бежит.
– Тёмка! Тёмка! – голос у него плаксивый, а когда мужчина приближаются, замечаю его бледность и грусть, будто за несколько дней он превратился в глубокого старика. Он обхватывает калитку и сбивчиво говорит: – Что такое? Что с вами было? Где вы пропадали четыре дня, чёрт возьми? Сергей вернулся утром один, без Стёпки, и молчит. Твои родители сегодня…
Потом мужчина осекается. Видимо, узнаёт в моём спутнике Андрюшку.
– Я спасал брата, – говорю. На этих словах Андрюшка, которого я веду, обхватив за спину, обнимает меня и затравлено глядит на главу семейства Герундовых. – А где пропадал Сергей, думаю, он вам см всё со временем расскажет. А теперь, извините, можно отложить переговоры до завтра? Я очень хочу снова увидеть родителей!
– Но где Стёпка? – спрашивает мужчина.
Его вы больше не увидите, – хочу сказать я, но вижу перед собой растрёпанного старика с глазами полными надежды, и слова тугим комом застревают в горле.
– Я… думаю, что Сергей знает. Спросите у него, – говорю и старательно удаляюсь от калитки Герундовых. Братишка хромает справа.
– А знаешь, – вдруг говорит он. – Нога уже не так сильно болит. Даже наступать немножко могу.
– Богатырь, – усмехаюсь.
Андрюшка открыто улыбается и бросает вперёд жадный взгляд. Через дорогу теплится огонёк окон нашего дома.
– Тёмка, а я… больше не пропаду вот так в одном дне? – спрашивает Андрюшка.
– Больше никогда. Ни разу в жизни, – отвечаю, и мне кажется, что не вру. Вряд ли Твари захотят вновь сделать бифуркатором одного и того же мальчика.
– Пошли быстрее, – требует Андрюшка.
Мы пересекаем дорогу – скорость брата заметно увеличивается – и входим в прохладный сад нашего двора. Пара десятков шагов до крыльца, две ступеньки, и вот мой кулак зависает над дверью. Надо стучать, но всё равно страшно.
За меня стучит Андрей.
В глубине гостиной что-то громыхает, тяжёлые шаги бегут к двери и вот на пороге прорисовывается силуэт отца.
– Тёмка! – восклицает он, глядя прямо на меня, а потом переводит взгляд на Андрюшку и застывает. – Андрей.