Вокруг пестрота, а здесь, внутри, безысходная серость... Через это волк не сможет переступить.
Выпрыгнуть из собственной серости - ведь это куда трудней, чем даже выпрыгнуть из собственной шкуры.
МОЛЛЮСК ЦИРРОТАУМА
Может, в этом мире у кого-нибудь есть глаза? Вы знаете, что такое глаза? Ну, которыми видят. Вокруг все черное, и вдруг на этом черном что-то блеснет. Покажется не таким черным. И это значит, что вы видите. Правда, может быть, сон.
А может быть, и не сон. Может быть, вы видите по-настоящему, глазами. Что именно - Цирротаума не может вам объяснить. У него никогда не было глаз, и он не знает, как это - видеть. Но ведь у кого-нибудь должны быть глаза? Ведь мир велик, даже на ощупь. Не может он быть так же слеп, как слепой Цирротаума, - такой огромный мир...
Слепой Цирротаума светится, оставаясь в своей темноте, он светится, не видя своего света. Он вспыхивает пламенем, которое для него похоже на черную ночь - на такую же черную ночь, как отсутствие пламени. На такую же ночь, как ночь. На такую же ночь, как день. На такую же ночь, как весь этот океан, в котором живет слепой Цирротаума.
Живет и светится. Может, у кого-нибудь есть глаза.
Он не только светится пламенем, он светится насквозь, он прозрачен. Чтоб никому не мешать смотреть, не загораживать мир своей особой, не лезть в глаза тем, у кого, может быть, есть глаза.
Другие готовы загородить собой целый мир, а сами не светятся. Сами они похожи на черную ночь. А когда их много, тогда вокруг такая черная ночь... Такая же черная ночь, как вокруг слепого Цирротаумы.
Ночь вокруг слепого Цирротаумы, и в этой ночи он светится. Никогда не видавший света и никогда не увидящий света, он светится, светится... Может быть, в этом мире у кого-нибудь есть глаза...
СТРАУСОВЫ ПЕРЬЯ
Страус птица, но рычать он умеет, как лев, а бегать, как самая быстрая антилопа. И он может очень долго быть без воды. Как верблюд. Страус многое может, чего не может никакая из птиц. Но летать он не может, как птица.
Конечно, если бы он летал, ему не пришлось бы бегать, рычать, не пришлось бы сидеть без воды, как верблюду. Он мог бы не подражать ни верблюдам, ни антилопам, он мог бы быть самим собой...
Но быть собой для птицы - это значит летать. А Страус только берет разбег и не может от земли оторваться.
Белоснежные перья Страуса возвышаются плюмажем, как у какого-нибудь драгунского полковника, когда полковник, сняв головное убранство, держит его у себя за спиной. Но даже и по сравнению с этим полковником Страус мог бы выглядеть генералом, потому что перьев у него больше, чем у любого полковника. Сорок маховых, шестьдесят рулевых, даже у орла меньше.
Да, по своему оперению Страус среди птиц генерал, правда, постоянно пребывающий в отступлении, чтобы не сказать - в паническом бегстве. Много охотников отобрать у Страуса его перья, и Страус бежит, отступает, развивает скорость девяносто километров в час, и перья его развеваются, как белые флаги...
Перья, что же вы, перья? Много вас у Страуса, но каждое само по себе... Почему бы вам не сложиться в крылья? Сорок маховых, шестьдесят рулевых, а махать и рулить - некому. Есть только кому просить о пощаде, трепеща на ветру, как белый флаг.
Перья, что же вы, перья?
Флаги белые над землей.
Для того чтоб летать, перьям нужно сложиться в крылья.
СКОРПИОНЫ В АТОМНОМ ВЕКЕ
Что такое для Скорпиона радиация? Ничего, ровным счетом. Дайте ему дозу, в двести раз большую, чем способен вынести человек, и он даже не поморщится. Привычка.
Рассказывать - долгая история, а Скорпион мог бы и рассказать. Она и вправду очень долгая - история Скорпиона.
Началась она сто пятьдесят миллионов лет назад, в разгар мезозоя. Мезозой означает эру Средней Жизни, и жизнь тогда была средняя. В среднем - средняя: для одних хорошая, для других - плохая.
Это было время ящеров, динозавров. Время первых млекопитающих, первых птиц. Одни хотят жить по-новому, другие хотят жить по-старому, а чего хочет он, Скорпион? Для чего он, собственно, появился?
Потом была вся эта история: юрский период, меловой... Кончилась мезозойская эра, началась кайнозойская. Эра Новой Жизни, а чего в ней для Скорпиона нового? Ну, вымерли ящеры. Ну, птицы стали выше летать. Ну, чего-то там достигли млекопитающие.
Успехи успехами, но в общем были трудные времена. Для Скорпиона не то чтобы трудные, но и не слишком легкие, чего там скрывать. Землетрясения, пожары, ледники, всемирные и другие потопы - чего только не было за последние сто пятьдесят миллионов лет, - и все это на него, на Скорпиона...
Поэтому что для него атомный век? Как говорится, не такое пережили.
И радиацию переживем. И цивилизацию.
Привычка.
КАКОМИЦЛИ
Енот Какомицли живет в развалинах и с тоской вспоминает те дни, когда здесь еще не было никаких развалин, а были сплошные девственные леса... Время, что делает время! Сначала оно возводит строения, потом превращает их в развалины, в которых живут только воспоминания да еще он, енот Какомицли.
Другие еноты живут в лесах, а когда лес вырубят, переходят в другой, вместо того, чтоб остаться на вырубке и вспоминать то время, когда здесь был настоящий лес... Мало кто помнит в Америке енота Панду. Он в свое время эмигрировал в Азию и неплохо там устроился, скрывая, что он енот, потому что еноты в Азии не водятся. Он выдавал себя за медведя и даже внешне изображал медведя, так что его даже стали относить к семейству медведей. Позор!
- Ты не о семействе думай, а о семье! - ворчит жена. - Погляди, как мы живем: стыдно сказать - в развалинах!
Какомицли не стыдно. Вы думаете, тем, которые живут в замках, что-то видно с их высоты? По-настоящему видно только из развалин.
Для жены Какомицли это - слабое утешение.
- Нормальные еноты заботятся о семье. И лишь такие, как ты, ненормальные, думают о целом семействе.
Хорошо, пусть ненормальные, соглашается Какомицли, наше спасение в том, что у нас есть еще ненормальные, которые заботятся не о семье, а о целом семействе. О семействе енотов. О семействе медведей. О семействе людей.
Потому что если хочешь сохранить собственную семью, нужно как минимум сохранить семейство.