Вампиров можно было не принимать в расчёт. Почти. Им было трудно проникнуть в это место. Нельзя полностью отбрасывать версию про одних из самых вероятных подозреваемых — вампиров, но, во-первых, им было трудно проникнуть в это место, а во-вторых, если бы на подростка нацелился кто-то из Белой Коллегии, то аура получила бы в некоторых областях больший ущерб, чем в других. Вместо этого аура повреждена равномерно. Это фактически доказывало невиновность вампиров и магическую природу атаки.
Я откинулся в кресле в ожидании, наблюдая за спящим Ирвином Бигфутом. Лучше быть на страже на случай очередного нападения, по крайней мере, пока медсестра Джен не вернётся.
Река в Плечах был прав. Это не болезнь. Кто-то убивает малыша, очень, очень медленно.
Нельзя оставлять его одного без защиты.
Сестра Джен вернулась около двух часов спустя и с удивлением приподняв брови, зафиксировала очевидное:
— Вы всё ещё здесь.
— Вроде того. А что я должен был сделать? — деланно удивился я.
— Оставить свой номер, чтобы я могла позвонить и сообщить результаты, — не отступала она.
Я подмигнул в ответ.
— Если это вас осчастливит, то я ещё могу успеть это сделать.
— Я лучше отдохну вместо свиданий с мультяшными персонажами и детьми-переростками, которые их обожают.
Она подняла конверт и сказала:
— Это мононуклеоз.
Я удивлённо заморгал.
— Вот это?
Она со вздохом кивнула.
— Определённо. Острый случай, по-видимому, но это мононуклеоз.
Я медленно кивнул, размышляя. Всё это означало, что иммунная система Ирвина опиралась прежде всего на энергию ауры. Нападения уменьшили ауру и следовательно уменьшило его возможность сопротивляться болезни. Бигфуту без помощи ауры не хватило сил бороться с инфекцией, что и привело к заражению, а вполне возможно, у его организма никогда и не было практики самостоятельной борьбы с вирусами.
Сестра Джен склонила голову набок.
— О чём вы думаете?
— Насколько всё плохо? — ушёл я от ответа. — Может, лучше отправить его в больницу?
— Он и так в больнице, — сказала она. — Пусть в маленькой, но у нас здесь всё, что вы найдете в большой, кроме аппарата для искусственной вентиляции лёгких. До тех пор, пока его состояние не станет совсем тяжёлым, всё будет нормально.
За исключением того, что с ним не будет всё нормально. Если утечка его жизненной энергии продолжится, у него может не хватить сил, чтобы бороться с этой болезнью — и любыми другими микробами, которых он случайно подхватит.
Похоже, мальчик был беззащитен, и кроме меня некому стать между Ирвином Бигфутом и тем, что убивало его.
Я взглянул на Джен и заявил:
— Мне нужно позвонить.
— Насколько серьёзно? — спросила доктор Паундер. Её голос был скрипучий. Она говорила со мной по любительской радиосвязи откуда-то в дебрях незаселённой части Канады, и кричала, чтобы расслышать саму себя сквозь статические помехи и перебои между рацией и телефоном.
— Возможно, очень серьёзно. — Я тоже почти кричал. — Думаю, вам нужно приехать сюда немедленно!
— Ему настолько плохо? — заволновалась она.
— Да, док, — не стал успокаивать я. — Есть опасность осложнений, не думаю, что стоит оставлять его одного.
— Тогда выезжаю, но здесь буря надвигается, которая может продлиться день или два.
— Понял, — сказал я. — Побуду с ним до вашего приезда.
— Вы хороший человек, Дрезден, — голос её потеплел. — Спасибо. Я приеду так скоро, как смогу. Паундер, конец связи.
Я повесил трубку, а Джен ошарашено уставилась на меня, приоткрыв рот.
— Какого чёрта вы себе позволяете?
— Такая у меня работа, — спокойно парировал я.
— С мальчиком всё будет в порядке, — возмущённо продолжала Джен. — Сейчас он чувствует себя не очень хорошо, но скоро ему станет лучше. Я же сказала вам, это мононуклеоз.
— Происходит нечто большее, чем это, — сказал я
— Правда? — спросила Джен. — И что именно?
Объяснение убедило бы её лишь в том, что я был сумасшедшим.
— Я не имею права всё рассказать. Доктор Паундер сможет объяснить, когда приедет.
— Если это касается здоровья, я должна знать об этом, — она сложила руки. — В противном случае, возможно, мне следует сообщить летучим обезьянам, что вы создаёте проблемы.