А стрельбу мы услышали за несколько кварталов. Правда, кварталы в частном секторе были небольшими. Между поперечными улицами обычно располагалось по три, реже – по четыре двора и, соответственно, дома. Заборы были одинаковыми – из красного кирпича, высотой в два с половиной метра. Так здесь, в Дагестане, принято строить. Некоторые, доводилось мне видеть, поднимают заборы и в три, и в три с половиной метра. Это, естественно, выглядело смешным с русской точки зрения. От взглядов со стороны и два с половиной метра прикроют, а от того, кто пожелает за забор проникнуть, никакой не спасет. Кому будет необходимо, тот через забор переберется без труда. И смысла в строительстве средневековых крепостей в черте поселка городского типа я не видел. Не буду даже говорить о танке, но любая БМП или бронетранспортер с легкого разгона такой забор проломит. И там, куда мы бежали, кто-то уже проломил. БМП у ментов патрульно-постовой службы не было. Не было даже БТРа, но кто-то для них постарался и свалил стену. Впрочем, это могло бы быть и следствием выстрела из гранатомета – разбираться не было ни времени, ни смысла. Но к моменту нашего прибытия по обе стороны пролома стояло по менту, прячущемуся за уцелевшим куском стены и стреляющему по окнам дома. Стреляли причем вслепую, не высовываясь за стену. А ментовские автоматы, в отличие от наших, собственного зрения не имели.
Я привычно сделал знак, забыв, что на мне сейчас шлем из параарамидной ткани[2], а в шлем интегрирована арматура от системы коммуникации «Стрелец», входящей в оснастку «Ратник». Солдаты моего взвода привыкли воспринимать жесты как громкую команду, обучен был этому и механик-водитель БМП. Может быть, именно ему знак и предназначался, поскольку он был единственным из всех, кто оказался не охвачен нашей системой связи. Но механик-водитель все понимал и без того. И поэтому нужное действие было выполнено четко и профессионально. БМП проехала вперед и встала против пролома в стене. Сразу трое бойцов по моему знаку заняли позицию у пролома в заборе, оттеснив мента, радостно наблюдающего за нашим прибытием. И выставили за стену стволы, предварительно опустив на шлеме «наглазник». Прицел передавал на «наглазник» то, что он видел. Таким образом, моим солдатам высовываться необходимости не было. И раздавшаяся очередь из окна дома в сторону боевой машины пехоты замолкла, как только все трое моих солдат дали по прицельной очереди. В отличие от ментов они имели возможность прицеливаться, не высовываясь.
– Попали? – поправив микрофон около рта, спросил я.
– Из окна вывалился…
Значит, бандитов осталось только четверо. Взвод сразу успешно включился в бой.
Другие солдаты взвода тем временем перебежали под прикрытием БМП, специально закрывшей пролом в стене, мимо этого пролома на другую, безопасную сторону, и заняли позицию там. Так освободили от дел и второго мента.
– Нафаня! – тихо позвал я командира третьего отделения младшего сержанта контрактной службы. Это не кличка, я не люблю, когда офицеры солдат зовут по кличкам. Такое обращение допускает некоторую долю панибратства, что мне не кажется обязательным в отношении солдат и их командира. Нафаня – это фамилия младшего сержанта.
– Я! – отозвался Нафаня чрезмерно громко, и я убавил звук в своих наушниках.
– Оператором-наводчиком пошел…
Я дал команду и тут же увидел, как Нафаня сделал знак БМП. Механик-водитель уже опустил свой люк и наблюдал за происходящим или просто через «перископ», или через монитор, и знак младшего сержанта увидел. БМП сдвинулась вперед, командир отделения тут же ловко забрался на броню и нырнул в командирский люк, который ему открыли как ближний. Перебраться на место оператора-наводчика внутри машины несложно, да и необходимости нет, поскольку все функции стрелка дублируются с командирского места. Так и переговоры с механиком-водителем вести легче. Основное действие началось, как только я дал команду:
– Из двух пушек осколочными по окнам…
Боевая машина пехоты сразу «попятилась», одновременно развернулась башня, и тут сразу шесть автоматов начали «плеваться» короткими очередями. Бойцы, занявшие позицию по обе стороны пролома в заборе в три этажа с каждой стороны – в положении «лежа», «с колена» и «стоя», прицеливались через «наглазник» и били в шесть стволов хлесткими, как удары плеткой, очередями. Причем, как и полагается при таком «раскладе», с одной стороны стреляли абсолютные правши, с другой только левши. «Наглазник» умел работать на любой глаз. А сама необходимость стрельбы для меня, даже не выглядывающего в пролом, была очевидной. Кто-то из бандитов понял, что пушка БМП сейчас начнет стрелять, и решил на опережение сделать выстрел из гранатомета.