- Надеюсь, сэр Питер, там не убили ни одного иезуита? - спросил капитан Дуглас, не сводя глаз с лорда-канцлера.
- Ну что вы! - ответил сэр Питер. - Да я вообще не верю в эти тайники. В половину из них не заглядывал ни один иезуит. А разобраться - так все это изрядная чепуха...
Разговор продолжал вертеться вокруг привидений и тайников, пока мужчины не перешли в гостиную. Казалось, капитан Дуглас нарочно поддерживает эту тему, словно ему доставляли удовольствие эти дурацкие подробности, - и чем они были нелепей, тем больше удовольствия ему доставляли.
Лордом-канцлером вдруг овладел один из тех приступов непонятной подозрительности, которая подчас нападает на самых разумных людей. Чего ради Дугласу понадобилось выспрашивать все подробности про этих шонтских духов? И зачем он все время при этом как-то загадочно на него поглядывал не то вопросительно, не то с усмешкой? Что тут смешного? Как ни нелепа была подобная мысль, лорд-канцлер почти готов был поклясться, что этот мальчишка над ним потешается. За обедом он почувствовал, что о нем сейчас говорят. Он окинул стол взглядом: капитан Дуглас шептался с какой-то некрасивой дамой, кажется, женой этого остолопа Дуболоума; они о чем-то секретничали, откровенно на него поглядывая, и, очевидно, оба получали от этого удовольствие.
Что Дуглас сказал тогда в поезде? Кажется, что-то угрожающее. Точные слова его лорд-канцлер вспомнить не мог.
Лорд-канцлер был настолько занят всем этим, что утратил прежнюю осмотрительность. Он нечаянно оказался неподалеку от миссис Рэмпаунд Пилби. Ее голос, как лассо, изловил его и потянул к себе.
- Ну-с, как поживает лорд Магеридж? - спросила она.
Что можно ответить на такую дерзость!
Вот она так всегда. С человеком под стать лорду Бэкону будет разговаривать, как со школьником, приехавшим домой на праздник. Держится так самоуверенно, точно насквозь вас видит! Может, это и придает убедительность ее книгам, но ей самой не прибавляет обаяния.
- По-прежнему занимаетесь философией? - осведомилась она.
- Нет? - вскричал лорд-канцлер, на миг теряя всякую власть над собой и исступленно щетиня брови. - Я покончил с философией!
- Устроили себе каникулы. Ах, лорд Магеридж, как я завидую вам, законникам: у вас такие длинные каникулы! Вот у меня совсем не бывает каникул. Нас, бедных писателей, вечно преследуют наши творения - то рукописи, то гранки. Не то, чтоб я всерьез жаловалась на гранки. Признаться, я питаю к ним слабость. Но вот критика, увы!.. Она порой так несправедлива!..
Лорд-канцлер начал спешно придумывать какую-нибудь грандиозную ложь, которая позволила бы ему, не нарушая приличий, покинуть гостиную леди Лэкстон. Тут до его сознания дошло, что миссис Рэмпаунд Пилби спрашивает: "Скажите, это тот самый капитан Дуглас, который влюблен в актрису, или его брат?".
Лорд-канцлер не ответил. А про себя думал: "Какое мне дело! Вот редкостная дура!"
- По-моему, это тот самый. Ему еще пришлось с позором покинуть Портсмут: такой там вышел скандал. Он, говорят, только тем и занимался, что разыгрывал разные шутки. Да так хитро и ловко! Он родич здешней хозяйки. Его потому, верно, и позвали...
Ответ лорда-канцлера выдал ход его мыслей.
- Пусть лучше не пробует разыгрывать здесь свои шутки, - сказал он. - Я не выношу паясничанья.
В гостиной сидели недолго. Даже от глаз леди Лэкстон не укрылась мрачность ее важного гостя, и вот, выпив ячменной воды и лимонада на лестничной площадке, гости распрощались, а сэр Питер повел лорда Магериджа под руку - тот терпеть не мог, чтобы его вели под руку - в маленькую, но достаточно просторную комнату, именуемую кабинетом. Лорд-канцлер изнывал от жажды: он вообще не отличался воздержанностью, но манера сэра Питера угощать была ему так неприятна, что он наотрез от всего отказался. В кабинете был только капитан Дуглас, готовый вот-вот разразиться какой-нибудь фамильярной выходкой, да лорд Дубинли - он тоже пожелал промочить горло; на коленях у него стоял огромный бокал виски с содовой, в котором позвякивал кусочек льда, - мучительное зрелище для томимого жаждой человека. Лорд-канцлер взял сигару и, захватив место перед камином, стоял там с видом полного довольства, хотя и чувствовал, что его самообладание испаряется с каждой минутой.
Сэр Питер после тщетной попытки захватить коврик перед камином лорд-канцлер стоял как скала - завладел большим креслом и, вытянув ноги в сторону именитого гостя, возобновил с лордом Дубинли прерванный разговор об огнестрельном оружии. Мергелсон, как всегда, проявлял чрезмерное внимание к хозяйскому стакану, и сэр Питер совсем разошелся.
- Я всегда ходил при оружии, - говорил он, - хожу и буду ходить. Это надежная защита, только тут надо с умом. Даже в деревне мало ли на кого наткнешься!
- Но ведь оно может выстрелить и убить кого-нибудь, - заметил Дуглас.
- Я же сказал: с умом надо. Выхватить револьвер и пульнуть в человека это, знаете, не с умом. И целиться в него - тоже не годится. Тут-то он на вас и кинется, если только он не вовсе трус. А я говорю: с умом надо. Понятно?
Притворяясь, что слушает болтовню этого дурака, лорд-канцлер старался думать про статью о Бесконечности. Револьверы он презирал. Вооруженный такими бровями, он, разумеется, мог презирать огнестрельное оружие.
- Так вот, у меня в спальне есть пара отличных "бульдогов", - продолжал сэр Питер. - Прямо думаешь: пусть бы сунулся грабитель - был бы случай их испробовать.
- Если вы застрелите грабителя, который на вас не нападал, это будет убийство, - объявил лорд Дубинли в неожиданном приступе раздражения, обычном у обитателей Шонтса перед отходом ко сну.
Сэр Питер предостерегающе поднял руку.
- Сам знаю. Можете мне не объяснять.
Он еще больше повысил голос, чтоб его наконец поняли:
- Я же сказал: с умом надо!
На лорда-канцлера внезапно напала зевота, но он ловко поймал ее в кулак. И сразу заметил, что Дуглас поспешно схватился рукой за белокурый ус, чтобы скрыть усмешку. Все скалится, мартышка! Чего смеется? Весь вечер ухмыляется! Что-то затеял!