Раздавшийся взрыв разнес тварей в клочья, сотрясая стены. На пол с противным чваканьем попадали ошметки жучиных тел, образовав в коридоре такое зловоние, что оглушенного ударной волной механика вывернуло наизнанку.
Опустошив желудок, он в бессилии откинулся на стену, пытаясь восстановить дыхание, и чувствуя, как каждая клеточка его тела пульсирует болью.
Подрали его ощутимо. Покрытый порезами и ссадинами с головы до ног, Евгений радовался хотя бы тому, что большинство ран было поверхностными, и никаких опасных для жизни травм он не получил. А значит, можно двигаться дальше.
Если бы Алексей был сейчас рядом, давно отдал бы команду сваливать к чертовой матери, ведь взрывчатки на вражеском корабле механик успел разместить достаточно. Пора было возвращаться на корабль. Вот только без капитана Старик этого сделать не мог. Евгений прекрасно помнил о данном другу слове, но впервые в жизни собирался его нарушить.
Глава 16. Удача – та еще стерва!
Насосавшись вдоволь человеческой крови, королева отвалилась, выдернув из тела жертвы клюв, но продолжала удерживать его щупальцами, вонзенными в спину.
Пилот безвольно обмяк. На его ключицах чернели две глубокие страшные раны, которые по неведомой причине всё не желали затягиваться. Космонавт до сих пор не истек кровью только потому, что матка, отдыхая перед следующей трапезой, закупорила проделанные ею отверстия в его теле своей вязкой слюной.
Капитан попытался пошевелиться, но это принесло ему только еще больше страданий. Алексей почувствовал, как королева в процессе кормления ему что-то впрыснула, но у него не осталось ни сил, ни желания что-либо спрашивать. Впервые его организм перестал сопротивляться, но это не вызвало у пилота страха, наоборот: безмерно устав от непереносимой боли, он мечтал о том, чтобы, наконец, отключиться. Чудо воскрешения, случившееся с ним на Хангате, благодаря введенному в кровь инопланетному вирусу, очевидно, исчерпало свои волшебные свойства. Видимо даже терпению его ангела-хранителя наступил предел… Единственное, что всё это время не переставало беспокоить капитана: успеет ли Старик убраться с вражеского корабля прежде, чем королева уличит Алексея в обмане.
Стараясь почти не дышать, он аккуратно попытался повернуть голову. Матка, от кормления вдвое увеличившись в размерах, не шевелилась, и казалось, спала.
Набрав в грудь побольше воздуха и стиснув зубы, Горский, до того стоявший на коленях, начал медленно распрямлять ноги, еще сильнее повисая в королевских тисках, надеясь, с помощью собственного веса и силы притяжения освободиться от оков. Желаемый эффект был достигнут, и пара щупалец, вцепившихся не особо крепко, отвалились от его спины, пробороздив при этом шипами на коже длинные кровавые полосы. Но все же упасть на пол пилоту не давала последняя присосавшаяся к нему в районе копчика лапа. Замерев на несколько секунд на месте, прислушиваясь к размеренному дыханию королевы и пытаясь справиться с болью, он досчитал до десяти, после чего, сжав зубы, рывком бросил свое тело вниз, до крови закусив губу, чтобы не закричать. С противным хлюпаньем щупальце выдернулось из его поясницы, оставив на теле рваную рану.
Находясь на грани потери сознания, Алексей долгое время лежал, прижавшись щекой к холодному полу, прежде чем смог заставить себя приподняться, и ползти.
Каждый метр пути давался ему с трудом. Периодически сзади раздавалось тихое урчание, это матка вздыхала во сне, и пилот, сжимаясь, замирал на месте, боясь пошевелиться. Он не рассчитывал успеть добраться до космолета, возможно, Старик вообще давно уже улетел, и в любую секунду последует взрыв…
Вспомнив о друге, о семье, которую оставил, капитану внезапно до жути захотелось жить.
Сделав над собой неимоверное усилие, он, обливаясь потом и стараясь справиться с сильнейшим головокружением, шатаясь, поднялся.
Когда до выхода оставалось каких-то несколько метров, в глазах у Алексея потемнело, и, не удержавшись на ногах, он рухнул на четвереньки, понимая, что произведенным при этом грохотом, скорее всего, точно разбудил королеву.
Перед лицом пилота внезапно возникли чьи-то ноги, и он медленно поднял голову, пытаясь сфокусировать взгляд.
– Ну что, великомученик? Идти сможешь? – прошептал Старик, склоняясь над другом.
Горский хотел ответить, но из его горла вырвался только сиплый хрип. Изо всех сил борясь с подкатывающей дурнотой, он приготовился мужественно кивнуть, но резко побледнев, потерял сознание.