— Черт возьми, Грегори, что стряслось? — поинтересовался я. — Ты точно в аду побывал.
— Пойдем выпьем.
Мы спустились в бар, и он залпом выпил бокал доброго скотча — причем с таким видом, будто принимал лекарство.
— Ну, давай, приятель, рассказывай, в чем там дело, — дружелюбно ткнул я его локтем в бок.
— Канамиты внесли меня в список пассажиров следующего корабля по обмену, — произнес Грегори. — Тебя тоже — иначе я бы и разговаривать с тобой не стал.
— Хорошо, — отозвался я, — но…
— Никакие они не альтруисты.
Я попытался возразить. Напомнил, что канамиты сделали Землю настоящим раем в сравнении с тем, что творилось здесь прежде. Грегори лишь покачал головой.
Тогда я спросил:
— Ну, а что ты скажешь насчет тех тестов на детекторе лжи?
— Фарс, — хладнокровно ответил он. — Глупец, я же тебе еще тогда говорил. Хотя в каком-то смысле они не врали.
— А книга? — раздраженно поинтересовался я. — Как насчет «Заботы о человеке»? Она ведь не затем там лежала, чтобы ты ее прочитал. У них вполне искренние намерения. Как ты это объяснишь?
— Я прочел первый параграф этой книги, — сообщил он. — Почему я по-твоему целую неделю не спал?
— Ну, и что? — спросил я, и тогда его губы растянулись в неприятной кривой усмешке.
— Это поваренная книга, — ответил Грегори.
Роды с сюрпризом
Лен и Мойра Коннингтоны снимали коттедж с маленьким двориком и еще меньшим садиком, где явно ощущался некоторый излишек елей. Лужайка, которую Лен выкашивал чрезвычайно редко, изобиловала сорняком, а садик зарос дикими кустиками ежевики. Сам их домик выглядел опрятным, в нем царили запахи куда более приятные, чем в большинстве городских квартир, и Мойра держала на подоконниках герань; правда, в комнатах было несколько темновато из-за обилия елей и неудачного расположения. Приближаясь ранним весенним вечером к дому, Лен споткнулся о каменную плитку дорожки и, падая, разбросал экзаменационные работы аж до самой веранды.
Когда он поднялся, Мойра хихикала в дверях.
— Забавно.
— Будь оно все проклято, — отозвался Лен. — Я расквасил себе нос. — В напряженном молчании он подобрал работы по химии — класса Б; на последнюю упала красная капелька. — Черт подери!
Мойра отворила перед Леном дверь, а затем, с видом сокрушенным и слегка удивленным, последовала за ним в ванную.
— Лен, честно, я не хотела смеяться. Очень больно?
— Нет, ни капельки, — проворчал Лен, разглядывая в зеркале расквашенный нос. Боль пульсировала отбойным молотком.
— Вот и хорошо. Это было так забавно… я хочу сказать, так странно, — торопливо добавила она.
Лен воззрился на нее; Мойра спрятала глаза.
— Что с тобой? — вопросил он.
— Не знаю, — отвечала Мойра несколько взвинченным голосом. — Раньше со мной такого не случалось. Ведь я беспокоилась за тебя… Сама не знаю, откуда взялся этот дурацкий смех… — Тут она снова расхохоталась, уже слегка истерически. — Может, я с ума схожу?
С Мойрой, здравомыслящей молодой брюнеткой нрава общительного и дружелюбного, Лен познакомился на последнем курсе Колумбийского университета, причем с весьма прискорбными последствиями. И теперь, на седьмом месяце их рокового знакомства, Мойра походила со стороны на упитанного грудастого пупса.
Лен вспомнил, что у женщин в подобной ситуации нередко случаются эмоциональные срывы. Он наклонился, огибая Мойрин живот, и снисходительно поцеловал жену.
— Устала, наверное. Приляг, я принесу тебе кофе.
…Но ведь у Мойры до сих пор не было ни истерик, ни утренней тошноты — правда, она рыгала… и вообще, интересно, есть в литературе что-нибудь насчет приступов хихиканья?
После ужина Лен как попало просмотрел с красным карандашом семнадцать работ, а затем встал, чтобы поискать книжку для будущих родителей. Четыре потрепанных томика с улыбающимися детскими личиками на обложках оказались на месте, однако поиски Лена не увенчались успехом. Он пошарил за книжной полкой и на плетеном столике, под газетами.
— Мойра!
— Мм?
— Слушай, а где еще одна книжка про ребенка, будь она трижды неладна?
— У меня.
Лен подошел, заглянул за плечо жены. Мойра разглядывала несколько неприличный рисунок, изображавший зародыша, который скрючился вверх тормашками, будто йог, внутри обрубка женского тела.
— Так вот он какой, — пробормотала Мойра. — Мама…
Зародыш на рисунке смотрелся вполне сформировавшимся человеком.