Выбрать главу

Два чужака наблюдали за землянином с непроницаемыми лицами. Нейсмит спросил — грубее, чем собирался:

— Ну и куда теперь?

— Не так, чтобы далеко, мистер Нейсмит, — ответил Чуран.

Круглый мир внизу катился куда-то с немыслимой скоростью; уже появилась серебряная блестка, в которой Нейсмит узнал Боулдер-Дам. Затем внизу пронесся страшный, полный теней шрам Большого Каньона. Затем еще горы, затем ниточка какой-то речушки — не иначе, Колорадо. А дальше за горами на равнине Нейсмит заметил город, раскинувшийся подобно серебристым костяшкам домино. Город сверкал среди выжженной земли.

— Денвер, — догадался Нейсмит.

— Сам город нам ни к чему, — пояснил Чуран, опуская взгляд на машину. — Он нужен только как ориентир. — Теперь толстые короткие пальцы чужака снова стали, колдовать над машиной. Нейсмит разглядел, как странные кнопки вдавливаются одна за другой, и заметил мерцающий свет, что ненадолго вспыхивал над машиной. Дальше появилось пятно агрессивно-красного света, которое медленно и непрерывно пульсировало; затем быстрее, когда они двигались над городом — затем снова медленнее — затем еще быстрее, когда призрачное яйцо приближалось к остановке — а мгновение спустя красный огонек стал гореть постоянно — лишь со слабым намеком на мерцание. Призрачное яйцо остановилось.

— Ну вот, мы достигли нужного положения в пространстве, — сказал чужак. — А теперь начинаем двигаться во времени. Готовы, мистер Нейсмит?

Не дожидаясь ответа, Чуран снова принялся ковыряться в машине — и вскоре весь широкий пейзаж под ними затуманился, потемнел — и снова осветился. Нейсмит поднял глаза и увидел, как солнце кометой описывает над головой дугу. Вспыхнув красным, оно нырнуло за краешек западного горизонта — и снова все потемнело. И вдруг — свет! Солнце выскочило на востоке, вихрем пронеслось над головой — нырнуло на запад — и мир снова погрузился во тьму. Свет! Тьма! Свет! В мигающей смене дней и ночей, в душной тесноте призрачного яйца перед Нейсмитом мелькали лягушачьи физиономии Лалл и Чурана. А пейзаж под ними, дрожа в стремительных волнах света и тьмы, корчился, менялся, как бы сам себя перетряхивая в новые формы. Нейсмит видел, как город выпускает новые щупальца, претерпевает судорожные трансформации, как все выше тянутся здания. Будто гротескная анимация: казалось, у города был ритм роста, покоя и нового роста.

Потом в восточной части города вдруг возник гигантский кратер. Цикл роста прекратился. Нейсмит, будто под гипнозом, завороженно следил, как городские районы медленно обугливаются, как целые кварталы обращаются в черные руины.

— Какой это год? — прохрипел он.

— А кто его знает? Кажется, конец девяностых, — безразлично отозвалась Лалл. — Какая разница?

— Какая разница? — машинально повторил Нейсмит, но потом затих, наблюдая за лежавшим внизу пейзажем. Погибший мегаполис исчез. Испарился, словно в зыбучих песках — земля на глазах поглотила его. Потом осталась лишь безликая равнина, мерцающая в призрачных сумерках. А дальше, казалось, целые часы ничего не менялось.

Чуран снова повозился с машиной. Мелькающая смена дней и ночей вдруг прекратилась. Сначала стоял ранний вечер, затем ясное небо потемнело до темно-синего — и можно было различить несколько звезд. Весь пейзаж, как Нейсмиту было заметно с возвышенной позиции, стал как-то не по-земному пуст и недвижен. Ни крыши, ни стены, ни даже намека на дорогу — по всей бескрайней равнине; нигде ни огонька.

— Какой это год? — снова спросил Нейсмит.

Но ответа не получил. Чуран произвел очередную манипуляцию с машиной, и призрачное яйцо принялось спускаться по пологой траектории. И вот уже скользили над самой землей — над разросшимися по колено травами — к длинному невысокому холмику, который только и виднелся на фоне неба. Весь остальной пейзаж был темен и пуст.

Когда подплыли ближе к земле, Нейсмита вдруг проняла дрожь: он нутром понял: все это реально — и земля, и мокрая трава, и мрачное небо над головой. Он оказался здесь — телесно и неотвратимо.

Там, в Лос-Анджелесе, Клемперер принимал его студентов; еще кто-то займет квартиру на Беверли-Хиллз… Нет, ложь — все они мертвы — мертвы и забыты. И эта мысль принесла Нейсмиту необычайное, ни с чем не сравнимое чувство свободы и наслаждения. Где бы он теперь ни оказался, это по крайней мере будет не то безопасное и тусклое средневековье, которое он мнил своим будущим…