Закончив выступление, Куприн мгновенно выскользнул из спальни. Я осталась одна и в крайней озабоченности приблизилась к зеркалу.
Так, от уголков глаз к вискам бегут мелкие лучики, по лбу змеятся линии, от носа ко рту стекают складки. Хотя… в принципе не катастрофа… И тут мой взор, оторвавшись от собственного отражения, упал на обложку книги, лежащей на письменном столе. С фотографии, расположенной в левом углу, бодро улыбалась Арина Виолова. Снимок был сделан полгода тому назад, и сейчас я поняла, насколько изменилась за прошедшие шесть месяцев. У почти модной писательницы на портрете не имелось ни малейших возрастных отметин — ни «гусиных лапок», ни противных мимических морщин, ни обозначившихся носогубных складок, а в зеркале… Неужели Олег прав? И что теперь делать? Толстеть?
В самом мрачном настроении я побрела на кухню и уставилась на недоеденный завтрак Куприна. Кто сказал, что белый хлеб с маслом и сыром враг человечества номер один? Знают ли врачи на самом деле правду о здоровом питании? И сколько раз медиков бросало из стороны в сторону? Далеко за примером ходить не надо. В девятнадцатом веке опиум считался замечательным обезболивающим средством, и его ничтоже сумняшеся прописывали всем: старикам, детям, беременным женщинам. Теперь же это средство именуют наркотиком и используют лишь в крайнем случае, а может, и не применяют вовсе, точно не знаю. Да что там опиум — возьмем простой сахар! То его объявляют панацеей, велят капать на кусок рафинада сердечные капли, чтобы лекарство лучше усваивалось; потом хватаются за голову, изгоняют «белую смерть» из рациона, рекомендуют класть в чай и кофе всяческие заменители; следом узнают, что ксилит и сорбит намного хуже натурального продукта из тростника или свеклы… А соль? Кстати, ее тоже называли «белой смертью», а сейчас употребляют вовсю, и те же медики кричат о крайней полезности той, что добыта в море. Или давайте вспомним несчастные куриные яйца. «Не смейте их есть! — останавливали нас врачи. — В желтке ужасное вещество — холестерин!» Но, оказывается, он бывает разный — полезный и вредный, и из первого в основном состоит мозг человека. Так что с каждым слопанным яичком нам прибывает ума! Может, я оттого вечно опаздываю сдать рукописи, что отказываю себе в омлете, а? Интересно, какие песни запоют диетологи лет этак через сто?
Я повернула голову, увидела свое отражение в стекле серванта и вздрогнула. Нет, Олег прав. Красота — это страшная сила, а с возрастом она становится все страшней! Процесс пошел, часы тикают, через год превращусь в мумию, жуткую, высохшую… Что же делать?
Пальцы схватили брошенный Куприным бутерброд. Наверное, следует лопать через силу разные продукты: кашу, макароны, жареную картошку, сало, взбитые сливки… Потолстею — и складки разгладятся, это же элементарно: кожа натянется, и всех делов-то. Но тогда в придачу к гладенькому личику я получу задницу сто семьдесят второго размера. А я никогда не была толстой и, если честно, совсем не хочу весить больше центнера. Ведь если поправлюсь, мне тогда придется, в случае поломки машины, идти к метро в обход, а так я легко пролезаю в щель между прутьями забора, который преграждает короткую дорогу к ближайшей станции. Так как поступить? Должен же быть выход из ужасного положения…
И тут меня осенило — Лиза Макаркина! Помнится, два года назад я, встретившись с ней, отметила, что Лизавета плохо выглядит, и она на самом деле смотрелась не лучшим образом. Но позавчера случайно столкнулась с соседкой во дворе и удивилась: Лизочка свежа, словно бутон.
Я швырнула на тарелку так и не съеденный кусок хлеба и рванула к лифту. Наверное, не слишком вежливо врываться к соседке без приглашения в воскресенье, но большинство женщин сейчас меня поймет.
Лиза открыла дверь и, увидав меня, сначала широко зевнула, потом мирно сказала:
— Если пришла к Антону, то его нет и…
Тут только я вспомнила, что супруг Макаркиной врач, мануальный терапевт, и Елизавете небось до смерти надоели соседи, прибегающие с жалобами на боль в спине. Большинство людей бесцеремонно считает, что доктор, обитающий за стеной, обязан помогать им, невзирая на поздний или ранний час, в любое время, в выходные и праздничные дни, причем бесплатно, так сказать, по-соседски.
— Антон будет совсем поздно, — закончила Лиза.
— Мне, извини, надо с тобой пошушукаться, — заблеяла я, — об одном деликатном деле.
Лиза уперла правую руку в бок.
— Сейчас дам адрес клиники, где классно делают аборты. Обезболивание и доктор хороший. Если на раннем сроке, то…
— Нет, нет, речь не об этом, — зашептала я, нервно оглядываясь по сторонам. — Дело более серьезное.
В глазах Лизы вспыхнуло любопытство.
— Давай заходи!
До сегодняшнего утра я ни разу не бывала у Макаркиных и сейчас оказалась поражена интерьером. В гостиной, куда провела меня Лиза, практически отсутствовало свободное пространство. Мебель тут стояла, что называется, богатая — щедро украшенная позолотой. Попадая иногда в магазины, торгующие предметами обстановки, я порой искренно удивлялась, кто же покупает эту жуткую «красотищу»: зеркала в аляповатых, псевдобронзовых рамах, комодики на «паучьих лапах», щедро расписанные картинами под старину, столы, у которых вместо ножек ненормально тучные ангелочки или громадные фигуры собак с табличкой «Welcome» на шеях. И вот теперь узнала ответ на вопрос: Лиза Макаркина. В ее гостиной присутствовал весь вышеперечисленный мебельный набор вкупе с метровым далматинцем, выполненным из фаянса, а на стенах теснились картины. Но я не стала рассматривать «живопись», сразу приступила к беседе.
Выслушав мои стоны по поводу резко ухудшившегося внешнего вида, Лиза вдруг засмеялась, потом сказала:
— Ладно, думаю, помогу. А ты вообще чем пользуешься?
— В смысле?
— Ну, там, крем, маска, гель для умывания…
— Ничем особым, — пожала я плечами. — Мыло, вода, а если кожу «стянет», беру детский крем.
— Ох и дура же ты! — всплеснула руками Лиза. — Кто же мылом моется?
— А чем надо? — растерялась я.
— Пошли! — велела Макаркина.
Ванная комната у Лизы оказалась забита таким количеством парфюмерии и косметики, что у меня зарябило в глазах. А еще через десять минут у меня заболела голова — запомнить всю кучу вываленной Макаркиной на меня информации оказалось попросту невозможным. Видно, на лице нежданной гостьи отразилась беспомощность, потому что Лиза вдруг прервала плавную речь и, схватив со столика довольно большую банку, велела:
— Вот, запомни хоть одну вещь — как выглядит коробочка. Этот крем делают во Франции. Стоит он, конечно, дорого, но эффект потрясающий!
— И где такую берут? — оживилась я.
— У метро торговый центр знаешь?
— Конечно.
— Там есть магазин «Она».
— Поняла.
— Проконсультируешься у продавцов.
— Все, спасибо, побежала! — ажиотированно воскликнула я.
— Давай, — улыбнулась Лиза. — И помни: о себе, любимой, надо заботиться. А то некоторые бабы стирают, убирают, готовят, детей в школу таскают, по рынкам носятся, мужа обслуживают, а мужик потом бенц — и к другой уходит. А причина одна: нечего в мочалку превращаться. Я вот, если перед выбором встану: в парикмахерскую пойти или суп сварить, всегда салон выбираю, оттого у нас с Антоном вечный медовый месяц. Сообразила?
— Ага, — с энтузиазмом кивнула я. Мне понравилась подобная жизненная позиция: намного приятнее сидеть в кресле с журналом в руке, когда вокруг тебя суетятся, наводя красоту, чем тупо резать овощи, в особенности лук.
— Ах ты, черт! — воскликнула Лиза около входной двери.
— Что случилось? — насторожилась я.
— Да у нас ключ в замочной скважине плохо держится, захлопнешь створку, а он выпадает… Сейчас, подожди…
Лиза опустилась на корточки и принялась ощупывать коврик.
— Вот зараза! — констатировала она спустя несколько минут. — Словно испарился!
— А он был? — спросила я.
— Естественно, — кивнула Лиза. — Как только прихожу домой, моментально ключ в скважину изнутри всовываю и замок запираю. Мало ли что… У нас с Антошей много ценных вещей. Вчера я статуэтку в торговом центре купила, за две тысячи рублей. Проследить за покупательницей, которая большие деньги выложила, нетрудно: проводят до дома, приметят квартиру да еще ограбят… Я это понимаю и всегда крайне аккуратна. И куда, скажи на милость, делся ключ?